ДАВИД БЕН-ГУРИОН был похоронен не на национальном иерусалимском кладбище, на участке Великих Деятелей Нации, а рядом с могилой своей жены, в любимом им поселке в Негеве.

Шимона Переса, его ученика и последователя похоронили не рядом с могилой его жены в любимом им Бен-Шемене, а на участке Великих Деятелей.

В том и разница.

Я НЕ ПРИНЯЛ участия в шумихе, сопровождавшей эти похороны. В общем, выглядело это довольно нелепо. Любой человек, кто хоть раз пожал его руку или обменялся несколькими словами, чувствовал себя обязанным написать о нем что-то длинное, выразив свою проницательность и глубокомыслие. И почти всё было чушью и вздором.

Я люблю появляться на телевидении, но на этот раз я отклонил десятки приглашений ТВ, радио и всего прочего. Не хотел петь в этом хоре.

Не говоря о прочем, церемония оказалась парадоксом: сотни панегиристов, включая десятки зарубежных, восхваляли Человека Мира, но это был лишь триумф пропаганды правительства Нетаньяху, правительства оккупации.

ПОЛОВОДЬЕ статей об усопшем напомнило мне древнегреческую легенду о кучке слепых, которые набрели на слона. "Он похож на трубу!" – утверждал один, ухватившийся за хобот. "Он твердый и острый!" – сказал другой, державшийся за клык. "Он, как тряпка!" решил третий, которому попалось ухо. И так далее.

У Шимона Переса было много граней, и только все они вместе дают представление о реальном человеке, чего не заметили возносившие ему хвалу. Почти всё, что они говорили и писали, было нелепостью.

Все они проигнорировали то, что являл собой слон в комнате: оккупацию.

КОГДА ЕГО сразил удар, я написал о нем статью. Теперь я решил вновь опубликовать ее с некоторыми, как я считаю, важными и, по меньшей мере, интересными добавлениями. К сожалению, она получилась длинноватой.

ШИМОН ПЕРЕС – гений. Гений лицедейства.

Всю жизнь он работал над своим публичным воплощением, и образ вытеснил человека. Почти все написанные о нем восхваления относятся к воображаемому, а не к реальному лицу. Реальный человек похоронен, да пребудет в мире его душа. Грядущие поколения запомнят человека воображенного.

НА ПЕРВЫЙ взгляд, между ним и мной есть некоторое сходство.

Он ровно на 39 дней старше меня. Он приехал в страну на несколько месяцев позже меня, когда нам обоим было по десять лет. Меня послали в мошав Нахалаль, а его – в молодежный сельскохозяйственный поселок Бен-Шемен.

Можно сказать, что мы оба оптимисты и оба прожили активную жизнь.

На этом сходство кончается.

Я приехал из Германии, где мы были состоятельной семьей. В Палестине мы быстро потеряли все деньги, и я рос в крайней бедности. Он приехал из Польши. Его семья и в Палестине оставалась зажиточной. У меня сохранился легкий немецкий акцент, а у него – сильный польский. Многие думали, что акцент от идиша, но он это яростно отрицал. В то время идиш в стране отвергали и презирали.

Еще в детстве в нем было что-то раздражавшее его соучеников в еврейской школе маленького городка. Его часто били, и младший брат, Гиги, обычно защищал его. "За что они меня так ненавидят", – вспоминал брат вопрос Шимона.

В этом, возможно, причина оставшегося в нем на всю жизнь стремления добиться любви окружающих, их восхищения и обожания.

В Бен-Шемене он всё еще был Перским. Один из учителей предложил ему принять еврейское имя, как сделали почти все из нас. Пусть он будет Бен-Амоц, как звали пророка Исайю, но это имя перехватил другой ученик, Дан Тегилтизагер, тоже ставший известным человеком. Поэтому учитель предложил ему имя "Перес" – название большой хищной птицы. Рассказывают также, что во время одной из поездок в Негев он увидел грифа и принял это имя.

МЫ ВПЕРВЫЕ встретились, когда нам было по 30 лет. Он уже стал Генеральным директором Министерства обороны, а я – издателем и главным редактором журнала, не дававшего стране покоя.

Перес пригласил меня в министерство, чтобы попросить не печатать журналистское расследование (о потоплении силами Хаганы еще до образования Израиля судна с незаконными беженцами в порту Хайфа). Наша встреча – это история взаимной неприязни с первого взгляда. Я ему не понравился, и он мне тоже очень не понравился.

Мое неприятие возникло еще до этой встречи. Во время войны 1948 года ("Войны за независимость") я был участником разведывательно-диверсионного отряда "Лисы Самсона". Все мы, солдаты боевых подразделений, испытывали неприязнь к молодым людям нашего возраста, не пошедшим в армию и жившим в свое удовольствие, когда их сверстники погибали на поле боя.

Перес был из не служивших. Давид Бен-Гурион направил его за рубеж закупать оружие. Работа важная, но поручить ее можно было и 60-летнему.

Этот факт ставили ему в укор долгое время. Он объясняет, почему ровесники испытывали к Пересу неприязнь и полюбили Ицхака Рабина, Игаля Алона и их товарищей. Хаим Хефер, поэт в элитном подразделения Пальмаха, сочинил о нем песенку: "Как забрался клоп на высоту?"

ШИМОН ПЕРЕС был политиком с детства – настоящим политиком, законченным политиком – и ничем больше. Никаких других интересов, никаких хобби.

Это началось уже в Бен-Шемене, где Переса – нового эмигранта, отличавшегося от загорелых крепких местных ребят – в компанию не приняли. Его не слишком привлекательное лицо и акцент этому не способствовали. Зато ему удалось увлечь Соню, дочь учителя столярного дела, которая стала его женой.

Он жаждал признания своих сверстников и хотел быть принятым как один из них. Он вступил в молодежную организацию всесильного Гистадрута и стал ее активистом, вложив в дело всю свою невероятную энергию. Местным ребятам, которых называли "сабрами", политика была не по вкусу. Перес быстро пошел в гору и вскоре стал инструктором.

Первый случай ему представился, когда он закончил занятия в Бен-Шемене и вступил в кибуц рабочей партии "Мапай", железной рукой управлявшей еврейским сообществом. Партия раскололась, а вместе с ней и молодежная организация. Почти все молодежные лидеры присоединились к оппозиционной "Фракции Б", а Перес был почти единственный, кто остался верен фракции большинства. Так он привлек внимание партийных лидеров, и в первую очередь, Леви Эшколя.

Это был блестящий политический ход. Прежние товарищи презирали его, но теперь он был в контакте с высшим партийным руководством. Эшколь обратил на него внимание Бен-Гуриона, и когда разразилась война 1948 года, главный руководитель послал его в США закупать оружие.

C тех пор Перец стал правой рукой Бен-Гуриона, восхищался им и – что самое важное – следовал его путем.

БЕН-ГУРИОН привил новому государству свое политическое мировоззрение и, можно сказать, что страна до сих пор движется по проложенным им политическим рельсам. Перес был одним из его главных помощников.

В суматохе восхвалений Переса называли "последним из основателей Израиля". Это сущий вздор. Государство основали солдаты 1948 года, погибшие, раненые и их товарищи. Не в каких-то тель-авивских кабинетах, а на полях сражений в Негбе и Латруне. Бен-Гурион и политики придали государству форму, и не лучшую. А Перес был просто одним из младших помощников.

Бен-Гурион в мирные решения не верил. Его взгляды были основаны на предположении, что арабы никогда не заключат мир с еврейским государством, основанным там, где была их страна. Мира не будет еще несколько поколений, если он когда-то вообще наступит. Поэтому новому государству нужен сильный союзник, и им должна стать одна из стран Запада. Логично, что такого союзника можно было найти только среди империалистических держав, опасавшихся арабского национализма.

Получился порочный круг: (1) чтобы защититься от арабов, Израилю нужен союзник из числа противостоящих арабам колонизаторов, (2) но такой союз лишь увеличит ненависть арабов к Израилю, (3) вот и тянется до сегодняшнего дня.

Первым перспективным кандидатом была Британия, мать Бальфурской декларации. Не вышло: Британия предпочла броситься в объятия арабскому национализму. Однако в нужный момент на сцене появился другой союзник: Франция.

Франция расширила свою империю в Африке. Алжир, ставший официально французским департаментом, взбунтовался в 1954 году. Обе стороны вели войну с варварской беспощадностью.

Уже стареющий Бен-Гурион опасался нового панарабского лидера, Гамаль Абдель Насера. Молодой, энергичный, привлекательный и харизматичный, пламенный оратор "Насер" был совсем не похож на выходцев из старой арабской знати, с которыми привык иметь дело Бен-Гурион. Поэтому, когда французы протянули ему свою руку, он охотно ухватился за нее.

Не в силах поверить, что алжирцы могут восстать против них, французы возложили всю вину на нового лидера, который пришел к власти в Каире. Но ни одно государство не было готово помочь им в этой "грязной войне". Ни одно, кроме Израиля.

И опять возник тот же порочный круг: (1) Израиль поддерживал французских угнетателей против арабов, (2) ненависть арабов к Израилю возрастала, (3) нужда Израиля в колониальных угнетателях становилась еще сильней. Вотще я предупреждал о пагубности этого катастрофического процесса. Когда к власти пришел Абдель Насер, он выразил готовность к переговорам с Израилем. Он пригласил в Каир для секретных переговоров одного моего друга, бывшего высокопоставленного армейского офицера, с которым он встретился во время войны 1948 года. Министр иностранных дел Моше Шарет запретил эту поездку. Я думаю, что была утрачена историческая возможность. Израиль повел себя противоположным образом.

Эмиссаром Бен-Гуриона во Франции был Шимон Перес. Молодой человек с неважным французским в плохо сидящим синем костюме был у всех на глазах в Париже. С его помощью процесс достиг высот, о которых нельзя было и мечтать. Например: когда в ООН рассматривалось предложение об улучшении тюремных условий для алжирского лидера Ахмеда бен Беллы, единственным голосом против – был голос Израиля. (Сама Франция бойкотировала заседание).

Этот несвятой союз достиг своей вершины во время Суэцкой войны 1956 года, в которой Франция, Британия и Израиль совместно атаковали Египет. Операция вызвала всемирное осуждение. США и Советская Россия действовали совместно, и сообщникам пришлось отступить. Израиль вынужден был вернуть огромный Синайский полуостров целиком.

В это время я основал "Израильский совет по освобождению Алжира". Я встретился с членами "временного алжирского правительства", которое хотело убедить алжирских евреев остаться на родине после обретения независимости.

Во Франции к власти вновь пришел Шарль де Голль, который понял, что бессмысленной войне пора положить конец. Перес продолжал восхвалять союз с Францией, основанный, как он заявлял, не только на интересах, но на глубоких общих ценностях. Я опубликовал его речь фраза за фразой с опровергающим комментарием после каждой. Я предсказал, что как только алжирская война закончится, Франция выбросит Израиль, как горячую картошку, и возобновит свои связи с арабским миром. Так, конечно, и получилось. (Вместо Франции, Израиль взял себе в союзники США).

Еще до того, как Франция покинула Алжир, французские поселенцы организовали подпольное движение, ОАС, противостоявшее борцам за освобождение и де Голлю. В это время в открытом море был обнаружено судно, полное оружия. Которое, как выяснилось, направлялось к алжирским поселенцам. Все подозревали Переса. Министр иностранных дел Голда Меир, которая терпеть не могла Переса, пришла в бешенство. В это время Министр обороны Перес поставлял вооружение многим самым грязным диктатурам.

Одним из плодов суэцкой авантюры стал атомный реактор в Димоне. Есть несмываемая легенда, что Перес – "отец бомбы". На самом деле, реактор был частью французского приза за оказанные Израилем Франции бесценные услуги в ходе Суэцкой войны. Кроме того, сделка дала толчок французской промышленности. Необходимые материалы добывали во многих местах кражами и обманом.

Как бы то ни было, связи с Францией принесли Израилю вред: раскол между ним и арабским миром стал пропастью.

(В отличие от большинства моих друзей по израильскому лагерю мира, я не выступал против ядерного вооружения Израиля. Бомба могла дать израильтянам чувство безопасности и могла сыграть роль крыши в борьбе за мир. Я никогда не критиковал Переса за его участие в этом деле).

КАРЬЕРА Переса заставляет вспомнить легенду о Сизифе, герое древнегреческого мифа, приговоренного богами вкатывать на гору тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, вырывался в него из рук и скатывался вниз.

После Синайской войны фортуна Переса вознеслась до новых высот. "Архитектора отношений с Францией", "человека, получившего атомный реактор", назначили заместителем Министра обороны, ему открывалась перспектива занять место влиятельного члена кабинета, как вдруг всё рухнуло. Позиции Бен-Гуриона пошатнулись после раскрытия отвратительной аферы в Египте, и он был смещен своими коллегами. Он настоял на создании новой партии "Рафи", и Перес, к своему большому неудовольствию, был вынужден присоединиться к ней как, с таким же неудовольствием, поступил и Моше Даян. Бен-Гурион рулил их жизнями.

Сам Бен-Гурион активности не проявлял, Даян, как обычно, ничего не делал, и вся работа по проведению кампании свалилась на Переса. Он пахал с неиссякаемой энергией, но партия, в сиянии всех своих звезд, получила на выборах в Кнессет всего 10 мест из 120 и ушла в бессильную оппозицию. Камень Переса скатился к самому подножию.

Но тут пришло воздаяние – пусть и неполное. Абдель Насер послал на Синай свою армию, и в Израиле разразилась паника. Партия "Рафи" присоединилась к правительству. Перес ожидал, что его назначат Министром обороны, но в последний момент желанное место получил харизматичный Даян. Израиль за шесть дней одержал блистательную победу, и Человек с Черной Повязкой на Глазу стал всемирной знаменитостью. Бедный Перес должен был удовлетвориться незначительным министерством. Камень опять скатился к подножию.

"Рафи" присоединилась к "Аводе". Встретив Переса в Кнессете, я спросил, как он себя чувствует. "Отвечу шуткой, – сказал он. – Мужчина женится, и его спрашивают о жене. Дело вкуса, – отвечает он, – но она не в моем вкусе".

Перес прозябал шесть лет, а Даян купался в лучах всемирной славы, вызывая восторг мужчин, а, главное, женщин. Тогда Пересу вновь улыбнулась удача. В Йом-Кипур египтяне перешли Суэцкий канал и первоначально одержали потрясающую победу. Даян рухнул, как глиняный идол. Вскоре и он, и Голда Меир были вынуждены уйти в отставку.

Кому же предстояло сменить Голду на посту Премьер-министра? Очевидным кандидатом был Перес. Он не был связан с ошибками, которые привели войне. Он был экспертом в вопросах обороны. Он был молод и перспективен. Камень почти достиг вершины холма, но вновь случилось невероятное.

Откуда ни возьмись, возник Ицхак Рабин, уроженец страны, победитель в Шестидневной войне. Он выхватил корону прямо из-под носа Переса, но был вынужден назначить его Министром обороны, хотя не испытывал к нему симпатий. Камень опять дошел до середины склона.

Последующие годы стали для Рабина сплошным кошмаром. У Министра обороны было единственное стремление в жизни: подорвать позиции Премьер-министра. В этом и состояла вся его работа.

Враждебность между ними, проявившаяся еще во время войны 1948 года, переросла в безудержную ненависть. Рабин наслаждался любыми неудачами Переса. Например, в качестве Министра обороны Перес отвечал за оккупированные территории. Однажды он отдал распоряжение о проведении выборов в муниципалитеты в уверенности, что будут избраны представители старой безвредной знати. Но палестинцы избрали молодых активистов, поддерживавших Организацию освобождения Палестины (ООП). Когда я случайно встретился с Рабиным на следующий день, он торжествовал.

Главным образом, чтобы досадить Рабину, Перес сделал шаг исторического значения: основал первые израильские поселения посреди оккупированного Западного берега, начав процесс, который теперь угрожает будущему Израиля. До тех пор поселения закладывали только по границам Западного берега. Надо ли удивляться восторженным панегирикам поселенцев на его похоронах?

Это не было случайностью. Еще накануне оккупации, когда я призывал к безотлагательному созданию палестинского государства, Перес сблизился с новой организацией "Вся Эрец Исраэль", выступавшей за аннексию Израилем всех оккупированных территорий.

Разъяренный Рабин дал ему кличку, которая пристала к нему навсегда: "Неутомимый интриган".

В 1976 году он принял решение о проведении опасной операции в угандийском аэропорту Энтеббе, чтобы освободить захваченных заложников, в числе которых были израильтяне. Когда операция удалась, в Израиле началась борьба за лавры. Перес приписывал успех себе, потому что дерзкий план был разработан в его министерстве. Почитатели Рабина настаивали на том, что это он принял решение и взял на себя ответственность.

Это, кстати, бросает свет на один важный факт: Перес действовал лучше всего в качестве второго номера. Он был вторым номером при Бен-Гурионе во время французской авантюры, вторым номером при Рабине в Энтеббе и позднее в Осло.

Через год Рабину пришлось объявить досрочные выборы, потому что полученные из США истребители прибыли в Израиль в пятницу: слишком поздно, чтобы встретить гостей со всеми почестями и успеть вернуться домой, не оскверняя Шабата. Религиозные фракции взбунтовались. Рабин, разумеется, возглавил партийный список.

Тогда произошло еще одно событие. Обнаружилось, что, покидая свой пост посла в США, Рабин сохранил в Америке банковский счет, что в то время было запрещено. Обвинение было выдвинуто против жены Рабина, но он взял вину на себя и ушел в отставку. Перес стал в списке первым номером, и наконец-то камень приблизился к вершине.

Вечером после дня выборов Перес уже праздновал победу, когда случилось невероятное: победил Менахем Бегин, которого многие считали фашистом. Камень покатился вниз.

НАКАНУНЕ Ливанской войны 1982 года (во время которой я встретился с Ясиром Арафатом) лидеры оппозиции Перес и Рабин встретились с Бегиным и призвали его вторгнуться в Ливан.

Война закончилась резней в Сабре и Шатиле. Бегин впал в глубокую депрессию, на его место пришел другой бывший террорист, Ицхак Шамир. Началось своего рода междуцарствие, когда ни одна из двух крупных партий не могла править в одиночку. Возникла двухголовая система ротаций. В одну из своих премьерских вахт Перес снискал неоспоримые лавры человека, который одолел трехзначную инфляцию и ввел Новый Шекель, остающийся нашей валютой до сих пор.

Камень вновь двинулся вверх, когда произошло нечто совершенно отвратительное. Четыре арабских парня захватили полный людьми автобус и угнали его на юг. Автобус штурмовали. Правительство утверждало, что все четверо были убиты в схватке, но тогда я опубликовал фотоснимок двоих из них, остававшихся в живых после захвата. Получалось, что их хладнокровно застрелили силы безопасности.

Посреди этого скандала на смену Пересу, как было заранее согласовано, пришел Шамир. Перец добился прощения для всех убийц, в том числе, для главы "Шин-Бет".

РАБИН вернулся к власти, на этот раз с Пересом в качестве Министра иностранных дел. Однажды Перес попросил меня о встрече – совершенно необычное событие, поскольку вражда между нами вошла в пословицу.

Перес прочел мне лекцию о необходимости заключить мир с ООП. Поскольку это было моей целью многие годы, а он этому решительно противился, я едва сдержал смех. Тогда он рассказал мне по секрету об ословских переговорах и попросил меня попытаться убедить Рабина.

Перес, разумеется, сыграл определенную роль в достижении соглашения, но именно Рабин принял судьбоносное решение – и поплатился за него жизнью.

В своем воображении я представляю убийцу, поджидающего внизу лестницы с заряженным пистолетом, дающего Пересу возможность пройти вперед и поджидающего Рабина, который появился через несколько минут.

Нобелевский комитет решил присудить Премию мира Арафату и Рабину. Обожатели Переса во всём мире подняли страшный скандал, закончившийся лишь после того, как комитет включил в список Переса. Справедливость требовала включить в него также и Махмуда Аббаса, который поставил подпись вместе с Пересом. Но устав допускает присуждение премии только трем лауреатам, и поэтому Аббас тоже не стал Нобелевским лауреатом. Он не протестовал.

После смерти Рабина Перес стал временным Премьер-министром. Если бы он тут же назначил выборы, то одержал бы на них грандиозную победу. Но Перес не захотел идти в хвосте славы погибшего. Он стремился к победе в силу собственных достоинств и отложил выборы на несколько месяцев.

Это был великий шанс его жизни. Наконец, он стал премьер-министром смог принимать собственные решения. Они оказались катастрофическими.

Сперва он приказал убить "инженера", прославленного палестинского бойца ("террориста"). В результате по всей стране стали взрываться автобусы. Затем он вторгся в Ливан, и операция завершилась страшной (случайной) бойней в Кафр Кана.

В последовавших выборах он проиграл Биньямину Нетаньяху.

(Это дало мне повод сострить: "Если выборы можно проиграть, Перес их проиграет, но если выборы невозможно проиграть, Перес их всё равно проиграет".)

Я НИКОГДА не ненавидел Переса. Думаю, что и он не ненавидел меня. Наша враждебность была чисто политической.

Иногда мы случайно встречались. Однажды знаменитый дирижер Зубин Мета со своей новой женой пригласил мою жену и мен отобедать в их доме. Когда мы пришли, я был удивлен найти там кроме нас только Шимона Переса с его женой Соней. Мы провели интересный вечер. Перес оказался занимательным собеседником, полным сардонического юмора. Он подробно рассказывал о встречах кабинета с Генри Киссинджером, описывая поведение министров, одного за другим. Один министр весь вечер чистил ногти, а другой всё время ел, и так далее.

В одной из легенд, которые Перес усиленно распространял, он представал пожирателем книг, проглатывавшим все важные книги, как только они появлялись. "Нью-Йорк таймс" восхищалась им как "политиком-философом". Правда в том, что книг он вовсе не читал. Один из его помощников, Боаз Аппельбойм, открыл, что его работа состояла в чтении книг и подготовке для Переса кратких рефератов с парочкой цитат, позволявших Пересу вставить в разговоре подобающее замечание. Это производило глубокое впечатление.

Простое наблюдение подтверждает это. Если человек начитан, это, так или иначе, отражается на его речи. Ничего подобного не обнаруживается в многочисленных речах Переса. Все они политичные, гладкие и сухие.

(У активного политика, фактически, нет времени для чтения. Бен-Гурион, наставник Переса, тоже любил выдавать себя за книгочея, комментатора Библии и новатора иврита. Он рассказывал нам, что изучил испанский только для того, чтобы прочитать Дон-Кихота в подлиннике. Но Бен-Гурион тоже был политиком – политическим гением, и не более чем политиком.)

Один из подлинных талантов Переса состоял в способности складывать искусные фразы. У него их были сотни: от "Новый Ближний Восток" до "свинский капитализм" – фраза, не удержавшая его от братания с толстосумами всего мира.

ВО ВСЕХ выборных кампаниях Переса обругивали и поносили. Однажды он пожаловался на "море (непристойных) арабских жестов", чем вызвал еще большую неприязнь граждан восточного происхождения.

В этот период Перес поступил мудро: он прошел пластическую операцию и заметно похорошел.

Последний позор выпал на его долю, когда он решил баллотироваться в Президенты. Президент – церемониальная фигура, не имеющая реальной власти, избирается Кнессетом. И всё же Перес проиграл ничтожеству, безделушке "Ликуда", по имени Моше Кацав. Это выглядит последним оскорблением.

И вновь случилось невероятное: Моше Кацав был арестован и осужден за изнасилование. На следующих выборах Кнессет, в приступе коллективного раскаяния, избрал Переса.

Камень достиг вершины. Исполненный не иссякающей энергии Сизиф одержал, в конце концов, победу. Человек, посвятивший политике всю свою жизнь и ни разу не победивший на выборах, теперь стал Президентом – сразу же обрел невероятную популярность и стал любимцем масс. Поистине, это было чудом.

Он воспользовался своей вновь обретенной всемирной славой, чтобы стать фиговым листком правительства Нетаньяху и его политики оккупации и угнетения, почитаемый при этом за рубежом как Человек Мира.

Несколько лет он наслаждался новообретенной любовью народа, целью своей жизни. Затем у него случился удар.

Его похороны стали международным событием высшего разряда. Он был увенчан как Великий Человек мира, как Величайший Миротворец, как основатель Государства Израиль, как Великий Мыслитель. Он мог бы стать шекспировским героем.

Сизиф похоронен. Камень остается на вершине холма.