ПЛОЩАДЬ РАБИНА в Тель-Авиве видела много манифестаций, но ничего подобного той, которая случилась в эту субботу.

C событием, в результате которого площадь получила свое имя – огромной демострацией сторонников мира, во время которой был убит Ицхак Рабин – у нее не было ничего общего. Собрание совершенно иного характера.

Веселое и радостное. Десятки неправительственных организаций, мелких и мельчайших, с не имеющими ничего общего программами, пришли сюда, чтобы положить начало новому году социальных протестов. Но это ни в коем случае не было продолжением прошлогодней Израильской Весны.

Тогда подъем не был никем запланирован. У молодой Дафнии Лиф не хватало денег на квартплату, и она разбила палатку на бульваре Ротшильда в пяти минутах ходьбы от площади Рабина. Очевидно, она задела нерв общества, потому что за несколько дней на этом бульваре и по всей стране выросли сотни палаток. Затем начались крупные демонстрации, которые окрестили «Маршем полумиллиона», что привело к созданию правительственной комиссии, составившей перечень предложений по устранению социальной несправедливости. Лишь немногие из этих предложений были реализованы.

Участники всех этих акций говорили, что они «не имеют отношения к политике». Политических деятелей любого толка отстраняли и отказывались иметь дело с любыми общенациональными проблемами, такими как мир (что это еще такое?), оккупация, поселенчество и т.п.

Все решения принимало анонимное руководство, сложившееся вокруг Дафнии. Некоторые имена стали известны, другие – нет. «Массы» против их диктата не возражали.

ТЕПЕРЬ всё иначе. У инициативы этого года нет заметных руководителей. Нет центральной трибуны и главных ораторов. Нечто вроде лондонского Гайд-парка, где каждый может залезть на стул и проповедовать свое евангелие. У каждой группы свой стенд, где развешаны собственные агитационные материалы, у каждой свое имя, своя программа и свои вожаки (трудно назвать из «лидерами»).

Площадь большая, собралось на ней несколько тысяч человек, и всё в движении. Высказываются многочисленные – иногда противоречивые – требования социальной справедливости: от «Революции любви» (каждый должен кого-нибудь любить) до принципов анархистов (все правительства плохи, и выборы тоже никуда не годятся).

Но в одном они согласны: всё это «не политика», и все открещиваются от упомянутых выше табу.

Гидеон Леви назвал происходящее «хаосом», и тут же был обвинен в «непонимании» (с намёком, что он, дескать, слишком стар, чтобы понять). Хаос – прекрасен. Хаос – это и есть подлинная демократия. Он возвращает людям их голос. Здесь нет лидеров, крадущих протест и использующих его в своих корыстных или карьерных целях. Так заявляет о себе Новое Поколение.

ЭТО НАПОМНИЛО мне счастливое время 60-х годов прошлого века, когда почти никого из сегодняшних протестантов не было ни на свете, ни в проекте.

Тогда Париж был охвачен страстью социальных и политических протестов. Не было никакой общей идеологии и единого представления о будущем социальном порядке. В театре «Одеон» день за днем шли бесконечные и беспрерывные дебаты, а чуть поодаль демонстранты бросали в полицейских камни, и полицейские реагировали соответственно. Все были в приподнятом настроении, всем было ясно, что началась новая эра в истории человечества.

Клод Ланзман, секретарь Жан-Поль Сартра и любовник Симоны де Бовуар, позднее снявший монументальный фильм «Шоа», так описал мне царившую там атмосферу: «Студенты жгли машины на улицах. Вечером я припарковывал свою машину где-нибудь подальше, но однажды сказал себе: «На фиг мне эта машина? Гори она ясным пламенем!»

Но пока «левые» болтали, «правые» собирали силы под началом Шарля де Голля, и миллион правых промаршировал по Елисейским Полям. Протесты выдохлись, оставив лишь смутную тоску о лучшем мире.

Протестовали не только в Париже: этот дух охватил многие города и страны. На южном Манхеттене молодежь стала верховной властью. На улицах Виллиджа продавали задиристые плакатики, а парни и девушки носили на груди забавные бляхи.

В общем же, движение без ясной цели имело столь же неопределенные результаты. Да и не могло быть конкретных результатов без конкретной программы. Де Голль через какое-то время тоже потерял власть по другим причинам. В США народ избрал Ричарда Никсона. В общественном сознании что-то переменилось, но, несмотря на революционные разговоры, революция не произошла.

НА СУББОТНЕЙ тусовке молодая Дафния Лиф и ее спутники блуждали среди толпы, почти не замеченные, как реликты древности. Миновал лишь год, и Новое Поколение пришло на смену Новому Поколению прошлого года.

Не то чтобы они не могли объединиться вокруг общей программы – скорее, не видели в ней смысла и даже необходимости в общих целях, общей организации, общем руководстве. Всё это в их глазах – вещи непотребные, атрибуты старого, коррумпированного, потерявшего доверие режима. Ну их к дьяволу!

Я и сам не знаю, что об этом думать.

C одной стороны, мне это очень нравится. Вырвалась молодая энергия. Новое поколение, считавшееся эгоистичным, апатичным и безразличным, вдруг обнаружило, что оно озабочено происходящим.

Многие годы я высказывал надежду, что молодые люди создадут что-то новое, что у них появятся новые слова, новые определения, новые лозунги, новые лидеры, что они полностью отвергнут партийные структуры и правительственные коалиции сегодняшнего дня. Новое начало. Начало Второй Израильской Республики.

Мне следовало бы радоваться, видя, как осуществляется моя мечта.

И я на самом деле рад тому, что происходит. Израилю нужны коренные общественные реформы. Разрыв между самыми бедными и самыми богатыми чудовищен. Новое общественное движение, даже столь разнородное, вещь хорошая.

«Социальная справедливость» – это «левое» требование, и всегда им было. Демонстрация с кричалкой: «Народ требует социальной справедливости» – левацкая, даже если хотела бы отделаться от такого прозвища.

Но упорное нежелание выйти на политическую арену и заявить политическую программу – настораживает. Оно может означать, что сейчас, как и в прошлом году, манифестации кончатся ничем.

Когда демонстранты настаивают, что «их политика не интересует», что собственно они имеют в виду? Если это означает, что они не согласны ни с одной из политических партий, я готов им аплодировать. Если это тактическая уловка, чтобы привлечь людей из разных политических лагерей – похвально. Но если это серьезное намерение отдать политическую арену другим – я вынужден их осудить.

Социальная справедливость – политическая цель уже сама по себе. Она среди прочего предполагает необходимость отобрать у какого-то средства, чтобы направить их на социальные нужды. В Израиле это означает необходимость взять деньги из огромного военного бюджета, из программы поселенчества, из субсидий, выплачиваемых как взятка ортодоксам, и у паразитирующих магнатов.

Кто может осуществить такую операцию? Только Кнессет. Но чтобы попасть туда, вам понадобится политическая партия, и поэтому нужно идти в политику. Только так.

«Аполитичный» протест, избегающий жгучих вопросов национального существования, вопиюще оторван от реальности.

В прошлом году я сравнил социальный протест с мятежом на борту «Титаника». Могу развить эту мысль. Представьте прекрасное судно, совершающее свой первый рейс, и неутихающее веселье на его борту. Оркестр выбросил на свалку старомодного Моцарта и Шуберта, заменив их тяжелым роком. Анархисты что ни день увольняют капитана и выбирают на его место нового. Никто не желает участвовать в учениях по шлюпочной тревоге – в высшей степени странное занятие на непотопляемом судне, и устраивают вместо этого спортивные соревнования. Устранены скандальные различия между пассажирами первого и третьего класса. И так далее. Все цели – достойные.

Но вот на пути показался айсберг.

Израиль движется к айсбергу, громаднее тех, с которыми мог столкнуться «Титаник». Этот айсберг не скрыт туманом, и ясно видна каждая его ложбинка. Тем не менее, мы движемся к нему полным ходом. Если не изменить курс, Государство Израиль пойдет ко дну, превратившись сперва в чудовище апартеида от Средиземного моря до реки Иордан, а затем, возможно, в двунациональное государства с арабским большинством от Иордана до Средиземного моря.

Значит ли это, что мы должны отказаться от борьбы за социальную справедливость? Ни в коем случае. Борьба за лучшее образование, качественные медицинские услуги, поддержку бедных и инвалидов должна продолжаться каждый день и каждый час.

Но для достижения успеха она должна статься частью – идеологической и политической – борьбы за будущее Израиля, за прекращение оккупации, за мир.