Статьи Ури Авнери 

МУДРОСТЬ ГАНДИ


Главная задача том, чтобы заключить мир без ненависти, без желания отомстить, с сердцами, открытыми примирению со вчерашним врагом.
```````

ЩЕЛКАЯ пультом телевизора, я вдруг попал на интервью с внуком Махатмы Ганди (это был американский канал "Fox” – хотите верьте, хотите нет).

"Мой дед учил нас любить своего врага, даже когда вступаешь с ним в схватку, – сказал внук. – Он решительно сражался с британцами, но мы любили Британию». (Цитирую по памяти).

«Чушь собачья», – сперва подумал я. Благостные фантазии добрячков! Но тут же вспомнил, как в молодости – а я вступил в «Иргун», когда мне было пятнадцать – мной владели точно такие же чувства. Английское (так мы тогда называли всё британское) мне нравилось. Мне нравились английский язык и английская культура, но я был готов пожертвовать жизнью, чтобы изгнать англичан из моей страны. Когда я с горящим взором признался в этом комитетчикам «Иргуна», которые производили набор, меня едва не забраковали.

Но слова внука Ганди навели меня и на более серьезные размышления. Можно ли заключить мир с противником, ненавидя его? Возможен ли мир вообще без положительного отношения к другой стороне.

ПЕРВЫЙ приходящий на ум ответ: «да». Самозваные «реалисты» и «прагматики» скажут, что мир – это вопрос политических интересов, и что эмоции здесь излишни. (Такие «реалисты» не могут представить себе иной реальности, а «прагматики» – осознать даже ближайшую перспективу).

Хорошо известно, что мир заключают с врагом, чтобы прекратить войну. Война – это царство ненависти, она лишает неприятелей человеческого облика. В любой войне противника изображают недочеловеком, порочным и жестоким по своей природе.

Предполагается, что заключение мира должно положить конец военным действиям, но никто не обещает, что этот акт изменит отношение ко вчерашнему врагу. Мы перестали их убивать, но это не значит, что мы станем их любить. Когда мы решили, что в наших интересах прекратить войну, а не продолжать ее, это не значит, что наше отношение к врагу изменилось.

Мы сталкиваемся с внутренним парадоксом: мысль о мире возникает, когда еще идет война. Из этого следует, что мир планируют те, кто находится в состоянии войны, над кем всё еще довлеют военные представления, и это искажает их образ мысли.

Результаты могут оказаться чудовищными, как, например, постыдный Версальский договор, которым завершилась Первая мировая война. Он втоптал в грязь побежденную Германию, ограбил и, что еще хуже, унизил ее. Многие историки считают, что на этом договоре лежит немалая часть вины в развязывании еще более разрушительной Второй мировой войны. (Мое детство прошло в Германии под мрачной сенью Версальского договора, и знаю, о чем пишу).

МАХАТМА ГАНДИ это понимал. Он был не только высоконравственным, но мудрым человеком (если между этими понятиями есть разница). Я не согласен с его возражениями против применения силы для отпора германским нацистам, но я всегда восхищался его гением как лидера в борьбе за освобождение Индии. Он понимал, что главная задача такого лидера изменить миропонимание народа, который он хочет освободить. Когда нескольким десяткам тысяч британцев противостояли сотни миллионов индийцев, основная задача состояла не в том, чтобы нанести британцам поражение, а чтобы пробудить в индийцах стремление к освобождению, к свободной и гармоничной жизни. В том, чтобы заключить мир без ненависти, без желания отомстить, с сердцами, открытыми примирению со вчерашним врагом.

Ганди достиг лишь частичного успеха, но его мудрость озарила путь многим. Под его влиянием сформировались такие личности как Нельсон Мандела, установивший мир без ненависти и без мщения, и Мартин Лютер Кинг, призвавший к примирению белых и черных. Его мудрость может научить многому и нас.

НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ с анализом опросов общественного мнения выступил в телевизионной беседе профессор Тамар Харман. Он проанализировал не один опрос и не какую-то их серию, а все опросы, за несколько десятилетий.

Профессор Харман статистически подтвердил то, что мы сами ощущаем в повседневной жизни: постоянное и длительное продвижение Израиля от «правых» концепций к «левым». Идея двух государств для двух народов сейчас принята подавляющим большинством израильтян. Значительное большинство их также согласно с тем, что граница должна проходить по «зеленой линии», в результате чего крупные поселенческие блоки останутся в Израиле. Общество согласно с тем, что другие поселения необходимо эвакуировать. Оно даже готово принять, что арабские районы в Восточном Иерусалиме станут частью будущего палестинского государства. Вывод эксперта: этот процесс непрекращающийся и динамичный. Движение общественного мнения в этом направлении продолжается.

Я помню давние дни 1950-х, когда мы впервые предложили такое решение. (Резолюция ООН 1947 года, где речь шла в точности о том же, стерлась из общественного сознания в результате войны, после которой Палестина оказалась разделенной между Израилем, Иорданией и Египтом). Уже в 1970-ом я скитался по вашингтонским коридорам власти между Белым домом и Государственным департаментом, тщетно пытаясь найти хоть одного влиятельного государственного деятеля, который поддержал бы эту идею. Израильское общество отвергало ее почти единодушно, и также относилась к ней Палестинская организация освобождения, даже напечатавшая книгу «Ури Авнери и неосионизм».

Сейчас этот план поддержан всемирным консенсусом, включая всех членов Лиги арабских государств. И, по словам профессора, израильским консенсусом тоже. Наши крайне правые сейчас устно и письменно обвиняют Нетаньяху в том, что он осуществляет «план Авнери».

Казалось бы, что слушая программы новостей, где речь о «двух государствах для двух народов» идет как о чем-то само собой разумеющемся, я должен быть вполне доволен и счастлив.

Почему же я недоволен? Может быть, я просто неисправимый ворчун?

Я заглянул в себя и, кажется, нашел источник своего недовольства.

СЕГОДНЯШНИЕ выступления в поддержку «двух государствах для двух народов» почти всегда предполагают, что из создание предполагает «размежевание». Как высказался в своем неподражаемом стиле Эхуд Барак: «Мы будем здесь, а они – там». Сразу же возникает картина Израиля как «виллы в джунглях»: вокруг нас дикие звери, готовые в любой миг пожрать нас, и мы вынуждены для собственной безопасности огородить нашу виллу железной стеной.

Идею о двух государствах втолковывают массам именно в таком виде. Популярность ее растет, потому что она обещает полное и окончательное размежевание. Пусть они сгинут с наших глаз, пусть, ради бога, получат свое государство и оставят нас в покое. Идея «двух государств» будет реализована. Мы будем жить в «национальном государстве еврейского народа», которое станет частью Запада, а «они» – в государстве арабского мира. Между нами будет воздвигнута высокая стена – часть стены между двумя цивилизациями.

Всё это напомнило мне слова Теодора Герцля, написанные им 114 лет назад в книге «Еврейское государство»: «В Палестине же … мы образовали бы для Европы нечто вроде оплота, преграды против Азии. Мы стали бы авангардом цивилизации на пути варварства».

Нет, не этой идеей руководствовалась горстка людей, впервые предложивших принцип двух государств. Их воодушевляли два нераздельных чувства: любовь к стране (имея в виду всю землю между Средиземным морем и Иорданом) и стремление к примирению между двумя народами.

Я знаю, что многих шокируют слова «любовь к стране». Как и многие другие, эти были похищены и стали заложниками крайне «правых», а мы допустили это похищение.

Мое поколение, исходившее страну вдоль и поперек задолго еще до образования государства, не считало Иерихон, Хеврон и Наблус заграницей. Нам нравились эти города, они волновали нас. Я люблю их и сегодня. Для некоторых, как например, для левого писателя Амоса Кенана, это чувство стало наваждением.

Поселенцы, без конца декларирующие свою любовь к стране, любят ее, как насильник любит свою жертву. Они взяли страну силой и силой хотят властвовать над ней. Это с первого взгляда обнаруживает архитектура их крепостей на вершинах холмов, укрепленные жилые кварталы под черепичными крышами. Но настоящую страну – с ее деревнями и минаретами, с разбросанными по склонам холмов и сливающимися с пейзажем каменными арочно-оконными домами, с возделанными до последнего сантиметра террасами, с вади и масличными рощами – они не любят. Они мечтают о другой стране, которую хотели бы построить на руинах этой. Кенан сказал просто: «Государство Израиль уничтожает Землю Израильскую».

Нас влекла не только романтика. Мы хотели воссоединить разорванную страну единственным возможным способом: достижением партнерского согласия между двумя любящими ее народами. Эти две национальные группы при всём их сходстве, обладают разной культурой, религией, традициями, языком, письменностью, образом жизни, общественным устройством, уровнем экономического развития. Наш жизненный опыт и опыт всего мира в этом поколении более чем каком-либо другом, показал, что столь разные народы не могут жить в одном государстве. (Советский Союз, Югославия, Чехословакия, Кипр, а также, возможно, Бельгия, Канада, Ирак). Отсюда возникает необходимость жить в двух государствах рядом друг с другом (при возможности – их федерации в будущем).

Придя к такому выводу в конце войны 1948 года, мы оформили наше решение о двух государствах не как план размежевания, а, напротив, как план объединения. Несколько десятилетий мы говорили о двух государствах с открытыми границами между ними, единой экономикой и свободным передвижением людей и товаров.

В этом была главный смысл идеи о «двух государствах», пока так называемые «реалисты» не присвоили себе тело без души, превратив живой план в груду сухих костей. И на левом фланге многие также готовы принять принцип размежевания, полагая, что этот псевдопрагматический подход будет проще довести до сознания масс. Но когда пришел момент истины, он оказался безрезультатным. «Мирные переговоры» провалились.

Я предлагаю вернуться к мудрости Ганди. Невозможно сдвинуть массы людей, не воодушевив их дерзновенной мечтой. Мир – не просто отсутствие враждебных действий, не лабиринт из стен и заборов. И не сказка о «волке, мирно возлежащем рядом с агнцом». Это подлинное состояние примирения и партнерства народов и людей, уважающих друг друга, готовых содействовать интересам друг друга, вести торговлю, развивать общественные связи и – кто знает – когда-нибудь даже полюбить друг друга.

А ГЛАВНОЕ – ДВА ГОСУДАРСТВА И ОДНО ОБЩЕЕ БУДУЩЕЕ.