|
||
СОТНИ ТЫСЯЧ протестующих граждан Ирана запрудили улицы своей столицы! Что за сказочное зрелище! Гидеон Леви написал в «Ха-Арец», что завидует иранцам. И в самом деле, любой, кому сейчас пришло бы в голову вывести на улицы хоть горстку израильтян, должен умереть от зависти. Очень трудно собрать даже сто человек, готовых на протест против порочных действий или политики нашего правительства – и совсем не потому, что каждый их поддерживает. В разгар войны с Газой полгода назад было непросто мобилизовать даже десять тысяч протестующих. Лишь раз в год лагерю мира удается вывести на площадь сто тысяч человек – и то лишь для того, чтобы почтить память убитого Ицхака Рабина. Один из судей Верховного суда сказал на днях, что атмосфера в Израиле – это смесь безразличия, усталости и «утраты веры в возможность что-то изменить». Чтобы массы людей вышли на демонстрацию за мир, должно произойти нечто чрезвычайное. СОТНИ ТЫСЯЧ иранцев вышли на демонстрации в поддержку Мир-Хосейна Мусави и сотни тысяч – в поддержку Мухмуда Ахмадинеджада, что дает представление и о народе, и о режиме. Можно ли вообразить сто тысяч человек на каирской площади Тахир, протестующих против официально объявленных результатов выборов? Полиция открыла огонь бы прежде, чем собралась первая тысяча. А разве в Аммане допустили бы демонстрацию против Его Величества хотя бы тысячи человек? Одна лишь мысль об этом кажется дикой. Несколько лет назад силы безопасности в Мекке открыли огонь по бесчинствующим паломникам. В Саудовской Аравии никто не станет оспаривать результаты выборов по той простой причине, что никаких выборов там не бывает. Но в Иране выборы бывают, и какие! Там они проводятся чаще, чем в США, а президенты меняются чаще американских. Сами протесты и бунты свидетельствуют, насколько серьезно граждане относятся к их результатам. КОНЕЧНО, иранский режим не демократичен в том смысле, в котором понимаем демократию мы. Там есть Верховный Наставник, определяющий правила игры, а духовные власти вычеркивают неугодных им кандидатов. Парламент не может принимать законы, противоречащие канонам веры, а закон Божий незыблем: самое большее, на что можно рассчитывать, это на изменение его толкования. Все это в какой-то мере знакомо израильтянам. С самого начала религиозный лагерь пытался превратить Израиль в государство, где религиозный закон («галаха») будет выше светского. Законы «явленные» тысячелетия назад и признанные вечными будут стоять над законами, которые принял демократически избранный Кнессет. Чтобы понять Иран, достаточно взглянуть на одну из партий, играющих большую роль в жизни Израиля: партию ШАС. В ней тоже есть Верховный Наставник, раввин Овадия Йосеф, который решает все вопросы. Он назначает руководство партии, выбирает партийных кандидатов, которые займут место в Кнессете, и указывает партийной фракции, как ей следует голосовать по каждому вопросу. Никакие выборы внутри ШАС не проводятся, и, по сравнению со взрывами ярости у Овадии, Махмуд Ахмадинеджад – образец кротости. Выборы в разных странах проводятся по-разному, и трудно сравнивать их справедливость в том или ином случае. На одном конце – выборы в памятном Советском Союзе, о которых рассказывали такой анекдот. Приходит избиратель на участок для голосования. Член комиссии дает ему запечатанный конверт и просит опустить его в урну. «Разве я не могу знать, за кого я голосую?» – удивляется избиратель. «Конечно, нет, – отвечает ему член комиссии. – Неужели вы забыли, что голосование у нас – тайное!» На другом конце – бастион демократии, Соединенные Штаты Америки. Но решение о победителе на выборах, состоявшихся там девять лет назад, принимал Верховный суд. Проигравшие избиратели Аль Гора до сих пор уверены, что результаты выборов были подтасованы. В Саудовской Аравии, Иордании, а теперь и в Египте, бразды правления передают от отца к сыну или от брата к брату. Дело, как говорится, семейное. В Израиле выборы проходят более или менее чисто, хотя, как утверждают, в ортодоксальных районах иногда голосуют и покойники. Три с половиной миллиона жителей оккупированных палестинских территорий тоже провели в 2006 году демократические выборы, которые экс-президент Джимми Картер назвал образцовыми, но Израиль, США и Европа отказались признать их результаты, не пришедшиеся им по вкусу. Выходит, что демократия тесно связана с географией. БЫЛИ ЛИ результаты иранских выборов подтасованы? Фактически никто из нас, ни в Тель-Авиве, ни в Вашингтоне, знать этого не может. Потому что никто, включая глав разведок, не имеет представления, что на самом деле происходит в этой стране. Мы можем лишь приложить наш здравый смысл к тому немногому, что нам известно. Нет сомнения, что сотни тысяч избирателей искренне убеждены в фальсификации результатов – иначе они не вышли бы на улицы. Но это вполне естественная реакция всех проигравших. В угаре избирательной кампании каждая партия уверена, что может победить. А если победа ей не досталась, она в той же степени убеждена, что это результат подтасовки. Недавно «3Sat» – превосходный спутниковый канал Германии – передал интересный репортаж о Тегеране. Группа журналистов проехала через весь город с севера на юг, делая по пути частые остановки, посещая дома жителей, мечети и ночные клубы. Я обнаружил, что Тегеран очень похож на Тель-Авив хотя бы в одном отношении: на севере там живут богатые и удачливые, а на юге – бедные и бесправные. Жители северных районов тянутся к американскому образу жизни, поступают в престижные университеты и развлекаются в клубах. Женщины там эмансипированы. В южных районах блюдут традиции, почитают аятолл и с отвращением смотрят на бесстыдный и развратный север. Мусави был кандидатом севера, а Ахмадинеджад – юга. Жители сел и городков, которые мы называем «периферией», отождествляют себя с югом, и север для них чужой. В Тель-Авиве юг голосовал за Ликуд, ШАС и другие правые партии, а север – за Аводу и Кадиму. На израильских выборах, состоявшихся несколько месяцев назад, правые одержали, таким образом, внушительную победу. Нечто подобное, как представляется, произошло в Иране, и резонно предположить, что Ахмадинеджад действительно одержал на этих выборах победу. Единственная группа западных социологов, проводившая перед выборами в Иране опрос общественного мнения, получила цифры очень близкие к официальным результатам. Трудно вообразить, что имели место подтасовки огромного масштаба с фальсификацией миллионов голосов, в которых должен был бы быть замешан персонал тысяч избирательных участков. Иными словами, вполне вероятно, что победа Ахмадинеджада настоящая, и если имели место подтасовки – нет никаких оснований утверждать, что их не было – размер их не мог повлиять на конечный результат. Успех революции проверяется очень просто: нужно лишь задать вопрос, охватил ли революционный дух армию? Ни одна революция, начиная с Французской, не имела успеха, если армия оставалась прочной опорой существующего режима. Февральская и Октябрьская революции в России победили потому, что армия находилась в состоянии разложения. В 1918 году нечто подобное произошло и в Германии. Муссолини и Гитлер старались не задевать интересов военных, и пришли к власти при их поддержке. Решающий момент многих революций наступает, когда толпы на улицах сталкиваются с солдатами и полицией, и возникает вопрос: откроют ли они огонь по собственному народу? Если солдаты отказываются стрелять – революция побеждает. Если они открывают огонь – революция терпит поражение. Когда Борис Ельцин забрался на танк, солдаты отказались стрелять по нему, и он победил. Берлинская стена пала, потому что один офицер восточногерманской полиции не отдал в решающий момент приказа открыть огонь. Хомейни победил в Иране, когда солдаты шаха отказались стрелять – это стало решающей проверкой его влияния. Сейчас этого не произошло: силы безопасности открыли огонь. Их не заразил революционный дух. Как представляется сейчас, на этом в иранских выборах можно поставить точку. Я отнюдь не поклонник Ахмадинеджада, и Мусави нравится мне куда больше. Мне не импонируют вожди, имеющие прямую связь со Всевышним, произносящие с балкона речи, полные демагогии и подстрекательств, оседлавшие волну ненависти и страха. Отрицание Ахмадинеджадом Холокоста – идиотское само по себе – лишь усиливает его образ как примитивного или циничного лидера. Нет сомнения, что он заклятый враг Израиля или – как он предпочитает об этом говорить – «сионистского режима». Если он и не обещал, как ошибочно сообщалось, стереть его с лица земли, он выразил убежденность в том, что «он исчезнет с карты», и это мало утешает меня. Остается открытым вопрос, изменилось бы что-то в отношении Ирана к Израилю, если бы победил Мусави? Отказался бы Иран от усилий создать ядерное оружие? Сократил бы свою поддержку палестинскому сопротивлению? Ответ отрицательный. Секрет полишинеля, что израильские руководители надеялись на победу Ахмадинеджада, которая еще более обострила бы ненависть к нему западного мира и затруднила примирение с Америкой. В течение всего кризиса Барак Обама проявлял удивительную сдержанность. Американское и западное общественное мнение, а также сторонники израильского правительства призывали его выступить, солидаризироваться с протестующими, нарядиться в зеленое в их честь, недвусмысленно осудить аятолл и Ахмадинеджада. Но если не считать довольно поверхностной критики, ничего подобного Обама не сделал, проявив и мудрость, и политическую смелость. Иран таков, каков он есть – и Соединенные Штаты должны вести с ним переговоры ради самих себя и ради нас тоже. Только таким путем, если это вообще достижимо, можно предотвратить или сдержать разработку Ираном ядерного оружия. И если мы обречены жить в тени иранской атомной бомбы в классической ситуации равновесия страха, все же предпочтительней, чтобы эта бомба была в руках иранского руководства поддерживающего диалог с американским президентом. И, конечно, было бы хорошо для нас, если бы – пока дело до атомной бомбы не дошло – мы смогли бы при дружеской поддержке Обамы заключить прочный мир с палестинским нардом, лишив таким образом Иран главного оправдания своей враждебности к Израилю. Эпизод с протестами иранских «северян» можно, видимо, считать завершенным. Но в отдаленной перспективе он может оказаться предвестником подспудных перемен. Пока же, однако, отрицать победу иранского отрицателя бессмысленно. |