ГОСУДАРСТВО Израиль было еще молодо, когда два знаменитых комика разыграли такую сценку:

Два араба стоят на берегу и осыпают проклятиями судно, везущее еврейских иммигрантов.

Затем два новых иммигранта на том же берегу осыпают проклятиями судно, везущее новых польских иммигрантов.

Затем два польских иммигранта на том же берегу осыпают проклятиями судно, везущее новых иммигрантов из Германии.

Затем два иммигранта из Германии на том же берегу осыпают проклятиями судно, везущее новых иммигрантов из северной Африки.

И так далее…

Возможно, это справедливо в отношении любой иммигрантской страны: США, Австралии, Канады и других. Но для Израиля, националистическая идеология которого распространяется на всех евреев (исключая всех других), это довольно странно.

НОВАЯ еврейская община (названная "Ишув") в том, что в то время называлось Турецкой Палестиной, была основана, главным образом, иммигрантами из России.

До этого здесь находилось небольшое ультрарелигиозное еврейское сообщество из Восточной Европы и еще одно небольшое сообщество сефардских евреев. Это были потомки евреев, изгнанных из Испании ("Сефард" – это Испания на иврите) в начале 15 го века. Многие из них были весьма богаты, потому что владели единственной представляющей ценность собственностью в стране: землей.

Именно иммиграция из России до Первой мировой войны определила облик Ишува на несколько поколений вперед. В то время России принадлежала значительная часть Польши, и польские евреи тоже влилась в русскую иммиграционную волну. Одним из таких иммигрантов был Давид Грин, сменивший свое имя на Бен-Гурион.

В 1920-х годах ряды Ишува пополнила волна евреев из независимой антисемитской Польши.

Когда моя семья перебралась из Германии в Палестину, она нашла здесь русско-польскую общину. Старожилы относились к "немцам" высокомерно и называли их "йеки" – никто толком ни знает, откуда взялось это прозвище, но так их повсюду дразнили.

Роли полностью переменились, потому что в Германии местные евреи высокомерно относились к "ост-юден" – менее цивилизованным иммигрантам из Польши и России.

ВСЁ ЭТО не касалось нас – детей этого времени. Мы не хотели быть иммигрантами: ни немцами, ни поляками, ни русскими. Мы говорили на иврите, очень активном языке, воскресшим из мертвых. Мы хотели быть фермерами и первопроходцами.

Мы создали новый идеальный местный туземный тип. Его прозвали "сабра": вид местного кактуса, колючего снаружи и сладкого внутри. Это растение можно встретить в Израиле повсюду, хотя завезли его из Мексики.

Наш идеал был избавиться от всех признаков разных еврейских общин и бросить каждого в плавильный котел, из которого выйдут новорожденные ивритяне: новая раса, глубоко укорененная в почве этой страны.

Достигнув 18-ти лет, мы бежали к британскому командиру округа, чтобы сменить наши иностранные имена на ивритские. Кому было охота прожить жизнь с немецким или русским именем? К концу 1930-х годов подсознательно впитавшиеся слова определили четкую границу между евреями и ивритянами. Мы мечтали об ивритском государстве, объединенном ивритском подполье и говорили о новом ивритском сельском хозяйстве, ивритской промышленности и будущей ивритской армии. Евреи остались за рубежом (в "галуте") – еврейской диаспоре с еврейской религией и традицией.

Употребление этого слова было естественно и самоочевидно. Мы были заняты построением чего-то совершенно нового. К евреям диаспоры мы относились снисходительно. Небольшие группы проповедовали даже полный разрыв с зарубежными евреями и их историей. Но сабры терпеть не могли этой идеологической чуши. Само слово "сионизм" стало для них синонимом вздора. "Да закройтесь вы со своим сионизмом!" значило: перестаньте изрекать ваши высокопарные фразы.

Мы энергично и совершенно сознательно создавали новую ивритскую культуру: поэзию, литературу, танец, театр, журналистику, отражающие новую реальность нашей новой родины.

Затем разразился Холокост. В 1944 году, когда его чудовищную сущность стало невозможно отрицать, на Ишув нахлынула волна угрызений совести. Но тогда мы уже были заняты "сотворением государства".

Когда посреди войны 1948 года Государство Израиль было официально провозглашено, в нем было примерно 650 000 евреев. За несколько лет мы привезли сюда сотни тысяч, а затем миллионы новых иммигрантов.

Откуда? Несколько сот тысяч были доставлены из лагерей в Европе, где ждали своей участи плачевные остатки Холокоста. Но в основном это были иммигранты из исламских стран, от Марокко до Ирана.

Для нас все они были на одно лицо: иммигранты, которых надлежало бросить в плавильный котел, чтобы получить в нем замечательный народ, вроде нас самих.

Почти никто не обращал внимания на огромные демографические изменения в составе еврейского народа, вызванные Холокостом. До этого восточные евреи были незначительным меньшинством в еврейском населении, а теперь стали составлять его намного большую часть. Это неизбежно должно было отразиться на их самосознании.

Немногие старожилы (я в их числе) предупреждали, что необходимо воспринять новую реальность, что привезенные из Европы идеалы могут не вполне соответствовать устремлениям восточных иммигрантов. Но люди вроде Бен-Гуриона и его соратников оставались невозмутимы. Они были уверены, что всё само собой утрясется. Разве прежде было иначе?

Не утряслось. Первое поколение новых иммигрантов с "Востока" (хотя, фактически, Марокко намного западнее нас) просто устраивалось в жизни. Они преклонялись перед Бен-Гурионом. Но второе поколение начало задавать вопросы, а третье – взбунтовалось.

Сионистское представление о том, что все евреи одинаковы и лишь слегка отличаются языком и цветом кожи – анахронизм. "Восточные" евреи не испытывают никакого желания быть брошенными в плавильный котел. Они другие почти в любом отношении.

Плавильный котел дал трещину. Восточные евреи (их часто ошибочно называют "сефрадами") горды своим наследием и восстают против европейского превосходства.

Эта борьба играет первостепенную роль во всей израильской жизни, и ни одна область не свободна от нее. В общественной жизни, экономике, культуре, политике, часто скрываясь за различными фасадами, она присутствует всегда.

Возникла социальная проблема. Поскольку большинство европейцев достигло определенного экономического положения до прибытия "восточных", они более зажиточны и занимают большинство ключевых экономических позиций. Восточные ощущают себя эксплуатируемым и дискриминируемым низшим классом.

Восточные гордятся своей гораздо более высокой эмоциональностью, особенно в том, что касается национальных дел. Они обвиняют "ашкеназов" (это слово – вышедшее из употребления ивритское название Германии) в хладнокровии и недостатке патриотизма.

Сменившие свое имя, готовы вернуться к прежним марокканским или иракским именам. Их принятые ивритские имена вдруг стали символом ашкеназской тирании.

У них совсем иное отношение к религии. Жители мусульманских стран обычно умеренно религиозны: они ни атеисты, ни фанатики. То же можно сказать и о евреях исламских стран. Лишь немногие из них глубоко религиозны, и еще меньшее число согласятся называть себя "светскими".

Ашкеназы совсем другие. Верно, что ультраортодоксы и антисионисты "харедим" ("живущие в страхе Божьем") , главным образом, ашкеназы, также как и религиозные сионисты, приближающиеся к фашистам. Но значительная часть ашкеназов – "светские" (вежливый способ сказать "атеисты"). Почти все основатели сионизма были откровенными атеистами, но теперь национально-религиозная общность в стране быстро укрепляет свои позиции.

ТРАГЕДИЯ современного Израиля в том, что в нем очень много отдельных составных частей , и все они сводятся к одному большому разлому.

Внук иммигранта из Марокко относится, вероятно, к нижнему общественно-экономическому классу, умеренно религиозен и ярый националист. Это значит, что он озлоблен на "старые элиты" (главным образом, из ашкеназов), на светскую культуру и на "леваков" (которые для него все – ашкеназские дегенераты). Еще он болельщик некоторых ненавидящих арабов футбольных команд и поклонник "восточной музыки" – жанр ни арабский, ни греческий, и столь же далек от классической музыки, как Тегеран от Вены.

Из этого следует, что в политическом смысле, такой человек почти определенно голосует за "Ликуд". Ашкеназы могли бы разъяснить ему, что "Ликуд" проводит политику совершенно противоположную его жизненным интересам: неолиберальную, антисоциальную политику, благоприятствующую самым богатым. Но он не станет слушать: он привязан к "Ликуду" тысячами нитей чувств и традиций.

Это же справедливо и в отношении другой стороны. "Левые" (то, что от них осталось), как и "Мерец", остаются партией ашкеназов. Они принадлежат к "старой элите", хотя иногда зависят от социального обеспечения. Они смотрят сверху вниз на религии всех мастей, слушают (или делают вид, что слушают) Бетховена, на словах поддерживают принцип "двух государств" и клянут Нетаньяху, который ашкеназ до мозга костей.

СУЩЕСТВУЮЩИЙ разлом между европейцами и восточными – не единственный.

Когда плавильный котел начал разваливаться, каждая часть израильского общества стала автономной.

Арабский сектор в Израиле – более 20% его жителей – практически самостоятельная структура. Арабские граждане представлены в Кнессете, но на этой неделе Кнессет принял закон, позволяющий 90 (из 120) членов Кнессета исключить любого депутата. Это прямая угроза членам Объединенной арабской партии, насчитывающей в данный момент 13 депутатов.

Новые иммигранты из России ("новые" означает приехавшие после 1989 года) живут своей жизнью, гордятся русской культурой, смотрят свысока на нас, считая нас примитивными, в грош не ставят религию, ненавидят социалистов любого оттенка и – более чем кто-либо другой – всем нутром ненавидят арабов. У них есть своя ультранационалистическая партия, которую возглавляет "Ивет" Либерман.

Есть еще ни к кому не примкнувшие ультраортодоксы, которые ненавидят сионизм и варятся в своем, почти полностью отрезанном, мирке. Религиозные сионисты для них святотатцы, обреченные гореть в аду.

ТАКОЙ, в общем, расклад. Все сектора (кроме арабов и ортодоксов) объединяет армия, которая была священным институтом, пока солдат восточного происхождения Элор Азария не увидел лежащего на земле раненного при совершении нападения араба и не выстрелил ему в голову.

Для массы восточных он – национальный герой. Для армейского командования и массы европейцев – он выродок. Разлом стал бездной.

Что бы могло объединить Израиль теперь?

Хорошая война, например.