ПИТ СИГЕР коснулся моей жизни лишь раз. Но каким было это прикосновение!

За несколько дней 6-дневной войны, после почти трех недель нараставшего напряжения, военная лихорадка приближалась к точке кризиса. Я знал, что до войны остались считанные дни, а, может быть, и часы.

На встречу с Питером Сигером меня пригласила Дина Динур, жена писавшего о Холокосте К. Цетника. Эта женщина внушительных размеров собрала за несколько лет небольшую группу еврейских и арабских интеллектуалов, которые регулярно встречались в ее доме и обсуждали проблемы мира.

Встреча состоялась в тель-авивском отеле «Хилтон». Я был удручен и опечален, но странным образом ощущал какой-то подъем. Мы думали о молодых людях с нашей и с их стороны, которые сейчас живы, но кому предстояло погибнуть через несколько дней.

В группе было два-три десятка человек, евреев и арабов. Пит, аккомпанируя себе на гитаре, пел для нас песни о мире, человечности, протесте. Мы были глубоко взволнованы.

Больше с Питом Сигером я не встречался никогда. Но через 19 лет я вдруг получил от него открытку. Очень четким почерком на ней было написано: «Дорогой Ури Авнери, просто хочу выразить вам глубокую благодарность за то, что вы не отступились от своей миссии, и ведете активную деятельность. Надеюсь, что когда вы посетите США в следующий раз, моя семья и я услышим вас. Пит Сигер». Там были еще три китайских иероглифа и рисунок, напоминавший банджо.

ЗА ДВА ДНЯ до кончины Пита, мы похоронили Шуламит Алони. Возможно, что кто-то из присутствовавших на той давней печальной встрече, пришел и в этот раз.

Шула, как мы звали ее, была одним из немногих лидеров «левых», оставивших глубокий отпечаток на израильском обществе.

Хотя она была на пять лет моложе меня, мы относились к одному поколению участников войны 1948 года. Наши жизни шли параллельно – по линиям, которые, как нас учили в школе, могут быть очень близки, но никогда не пересекаются.

Нас обоих избрали в Кнессет в одно и то же время, а до этого мы были активистами в одной области. Я был редактором журнала, который, среди прочего, уделял много внимания, борьбе за права человека. Она была учителем и юристом, и уже стала известной защитницей гражданских прав в печати и на радио.

Вроде бы ничего особенного по теперешним представлениям, но тогда это было революцией. Израиль после 1948 года оставался страной, в которой Государство было всем, а гражданам было предназначено ему служить, в первую очередь, в армии. Коллектив был всем, а отдельный человек – частностью.

Шула твердо стояла на противоположном: государство существует для того, чтобы служить своим гражданам. Граждане обладают правами, которые не могут быть урезаны или отобраны у них. И это стало частью израильского консенсуса.

НО В НАШЕМ с ней положении было и большое различие. Шула происходила из самого центра власти, от которой у меня внутренности сводило. Она родилась в бедном районе Тель-Авива, а когда ее отец и мать пошли во время Второй мировой войны служить в британскую армию, девочку отправили в молодежную деревню Бен-Шемен, центр внедрения сионистских идей. Одним из учеников в этой школе был и Шимон Перес. Я в то время был членом Иргуна, резко выступавшего против сионистского руководства.

Окончив школу в Бен-Шемен, Шула вступила в Кибуц Алони (откуда ее второе имя), где познакомилась с Реувеном и вышла за него замуж. Реувен стал высоким государственным служащим, которому поручили иудизацию Галилеи.

Шула писала статьи, разбиралась с жалобами граждан на радио, а еще проводила незаконные свадьбы. В Израиле бракосочетание – исключительная прерогатива раввината, не признающего равенства женщин.

В Кнессете она была от правящей партии «Авода» (которая тогда называлась «Мапай»), и должна была подчиняться строгой партийной дисциплине, а я был в Кнессете фракцией из одного человека и действовал, как считал нужным. Поэтому я мог делать многие вещи, которых она не могла: например, подать законопроекты о легализации абортов, о разрешении брать органы для трансплантации, об отмене старого британского закона, запрещавшего гомосексуальные отношения между совершеннолетними по взаимному согласию и т.п.

Я также требовал полного отделения религии от государства. Шула была известна своими выступлениями против религиозных нападок на права человека. Поэтому я был очень удивлен, когда при нашем первом разговоре она не стала решительно возражать против такого отделения. "Я – сионистка, – сказала она, – а единственное, что объединяет евреев во всём мире, это иудейская религия. Поэтому здесь в Израиле не может быть никакого отделения иудейской религии от государства».

C тех пор круг ее представлений расширялся от года к году. Мне кажется, что она следовала непреложной логике «левых».

От первоначального сосредоточения на гражданских правах она перешла к правам человека в целом. А оттуда – к отделению государства от синагоги. Оттуда – к феминизму. Оттуда – к социальной справедливости. В коне концов, к вопросам мира и борьбы с оккупацией. И всё время она оставалась сионисткой. Это бы непростой путь. В начале 1974 года ее вновь избрали в Кнессет, на этот раз как лидера небольшой партии, а я потерял в нем свое место. Как-то я подвез ее на своей машине на митинг в Хайфе. По дороге, занявшей около часа, я сказал ей, что теперь, когда она стала партийным лидером, ей следует активно включиться в борьбу за мир. «Давайте разделим между нами эти задачи, – ответила она. – Вы будете заниматься миром, а я – правами человека».

Но еще через 20 лет Шула стала одним из главных сторонников мирного урегулирования, создания палестинского государства и прекращения оккупации.

У НАС была еще одна общая черта: Гола Меир яростно ненавидела нас обоих.

Шула могла игнорировать линию партии, пока премьер министром был доброжелательный Леви Эшколь, но после его внезапной смерти скипетр перешел к Голде, и правила игры резко изменились.

Голда правила властно, и Бен-Гурион однажды сказал о ней, что единственная вещь, которая ей хорошо удается – это ненависть. Молодая и привлекательная Шула с неортодоксальными идеями вызывала в ней ярость. В 1969 году она вычеркнула Шулу из партийного списка. В 1973 году, когда Шула сделала еще одну попытку, Голда проявила свою озлобленность в полной мере: в последнюю минуту она вновь вычеркнула Шулу.

На долгую процедуру создания новой партии у Шулы уже не было времени. Но случилось чудо: группа феминисток подготовила свой собственный список с соблюдением всех необходимых требований, но безо всяких шансов преодолеть избирательный барьер. Возникла идеальная комбинация: лидер без списка, и список без лидера.

В последние часы, когда еще можно было подать список, я увидел Шулу, сражающейся с кипой бумаг в попытке навести какой-то порядок в сотнях подписей. Я помог ей справиться с этой работой.

Так появилась новая партия, которой дали имя «Мерец», и она в первый же раз получила три мандата.

ЕЕ ЗВЕЗДНЫЙ час наступил в 1992 году. «Мерец» получила 250 667 голосов и стала политической силой. Новому премьер-министру, Ицхаку Рабину, она была нужна в его правительстве. Шула стала министром образования, что было для нее самой желанной должностью.

Беда была в том, что 44 мест «Аводы» и 12 мест «Мереца» было недостаточно для создания коалиции, и Рабину пришлось ввести в правительство религиозную партию.

Переход от положения борца в оппозиции к месту в кабинете министров дается нелегко, и для Шулы он был особенно труден, потому что она была больше проповедником, чем политиком. По знаменитой фразе Бисмарка, политика – это искусство возможного, а компромиссы Шуле не давались.

Тем не менее, в самом начале, когда Рабин решил изгнать из страны 415 радикальных исламистов, граждан Израиля, Шула проголосовала «за». В ходе протестов против этого возмутительного акта произвола, мои друзья и я основали «Гуш Шалом». Шула позднее признала, что ее голос за изгнание был «затмением» Но впереди ее ждали еще большие трудности. Она считала излишним скрывать свои взгляды, и была абсолютно честной. Возможно, слишком.

Став министром образования, она совершенно свободно высказывала свои взгляды. Слишком свободно. Каждый раз, когда она говорила, что она думает о той ли иной главе Библии, следовал взрыв негодования религиозных партнеров по коалиции. Критический момент наступил, когда она объявила, что во всех школах на смену библейскому рассказу о сотворении мира должны прийти теории Чарльза Дарвина. Это было уж слишком! Религиозные потребовали от Рабина снять Шулу с должности министра образования. Рабин тогда продвигал мирный процесс Осло, и ему нужна была поддержка религиозных партий. Шулу убрали из министерства.

НА ПОХОРОНАХ один из ее двух сыновей в блестящей надгробной речи туманно намекнул на «предательство», ставшее самым трудным моментом ее жизни. Все присутствовавшие поняли, что он имел в виду, хотя он не стал развивать эту тему.

Когда Рабин отстранил Шулу от любимой работы в качестве министра образования, товарищи по партии не пришли ей на помощь. Они говорили между собой, что она поступила глупо. Она должна была знать, что присоединение к коалиции с религиозными партиями потребует определенной платы, и если она была неспособна промолчать, ей не нужно было вступать в такую коалицию.

«Мерец» был творением Шулы. Основатели партий обычно сильные личности, сотрудничать с которыми непросто. Однопартийцы Шулы вели против нее интриги и, в конце концов, партию возглавил Йоси Сарид, острый на язык политик из «Аводы», который незадолго до этого вступил в «Мерец». На следующих выборах представительство «Мерец» рухнуло с 12 до 3 мест.

В последние годы Шула редко появлялась на людях. Я никогда не видел ее среди демонстрантов на оккупированных территориях, но она постоянно выступала с лекциями где угодно и перед кем угодно, если ее приглашали.

В одном из своих нередких выплесков вульгарности, Раби Овадия Йосеф из партии «Шас» сказал: «Когда Шуламит Алони умрет, мы устроим пир».

Никаких пиров на этой неделе не было. Даже правые признали ее вклад в развитие Израиля. Партия «Мерец», имеющая сейчас шесть мест в Кнессете, хорошо показала себя на выборах.

Шестая глава «Песни песней» заканчивается призывом: «Оглянись, оглянись, Суламита! оглянись!» Не будет этого. И слишком мал шанс, что придет иная Шуламит Алони. Сейчас такие больше не появляются.

На сайте «Гуш Шалом» опубликован русский перевод книги Ури Авнери «Другая сторона медали», написанной по горячим следам войны 1948 года, участником которой он был.

http://zope.gush-shalom.org/home/ru/other-side-of-coin-russian.pdf