В СЕРЕДИНЕ 80-х один немецкий дипломат передал мне удивительное послание: член королевской семьи в Иордании хотел бы побеседовать со мной в Аммане. Тогда Иордания формально всё еще была с нами в состоянии войны.

Каким-то образом мне удалось получить разрешение от израильского правительства. Германия великодушно снабдила меня паспортом, к которому при желании вполне можно было бы придраться, но повсюду смотрели сквозь пальцы. Я достиг Аммана и был поселен в лучшей гостинице.

Известие о моем прибытии быстро разлетелось, и через несколько дней мое присутствие поставило иорданское правительство в затруднительное положение. Поэтому мне очень вежливо предложили оказать любезность и покинуть эту страну как можно скорее.

Но до этого один высокопоставленный государственный деятель пригласил меня на обед в изысканном ресторане. Это был высокообразованный и очень культурный человек, говоривший на безупречном английском. К моему великому удивлению, он сообщил мне, что он бедуин и принадлежит к одному знатному племени. Все мои представления о бедуинах рухнули в одно мгновение.

Этот обед остался в моей памяти, потому что за каких-то (буквально) десять минут я узнал об Иордании больше, чем за многие годы книжного знакомства. Мой собеседник взял бумажную салфетку и наскоро изобразил на ней карту Иордании. «Посмотрите на наших соседей, – объяснял он. – Вот Сирия – радикальная светская баасистская диктатура. А вот Ирак – тоже с баасистским режимом, но ненавидящий Сирию. Рядом с ним Саудовская Аравия, очень консервативная, ортодоксальная страна. Затем Египет с прозападным военным диктатором. И тут же сионистский Израиль. На оккупированных палестинских территориях на подъеме радикальные революционные элементы. И чуть не впритык к нам расколотый непредсказуемый Ливан.

Изо всех этих стран, – продолжал он, – непрерывным потоком текут в Иорданию беженцы, агенты и проповедники разных идеологий, и всех их необходимо впитать. Нужно действовать очень тонко, чтобы не нарушить равновесие. Если сегодня мы сблизимся с Израилем, завтра нам нужно будет ублажать Сирию. А если мы раскроем объятия Саудовской Аравии, то вслед за этим придется расцеловаться с Ираком. Мы не можем себе позволить вступить в союз ни с кем из них.

И еще одно впечатление, которое я увез оттуда: палестинцы в Иордании (за исключением беженцев, с которыми я не встречался) вполне довольны своим положением, занимают ведущие позиции в экономике, богатеют и молятся об устойчивости этого режима.

НЕПЛОХО БЫ всем влиятельным израильтянам получить такой открывающий глаза урок, потому что в Израиле об Иордании бытовали – и всё еще распространены – совершенно гротескные представления.

В массовом сознании укоренилась картина какой-то нелепой маленькой страны, где правят первобытные и свирепые бедуины, но в которой большинство населения составляют палестинцы, вечно плетущие заговоры, чтобы свергнуть монархию и прийти к власти.

(Это напомнило мне о другой беседе – на этот раз в Каире – с тогдашним исполняющим обязанности министра иностранных дел Бутросом Бутросом-Гали – коптом и одним из самых интеллигентных людей, которых я когда-либо встречал. «Израильские эксперты по арабским вопросам – из лучших в мире, – сказал он мне. – Они прочли горы книг, всё досконально знают и ничего не понимают. Это потому, что они никогда не жили в арабской стране»).

До Ословских соглашений вся израильская элита готова была проголосовать за «Иорданский вариант». Идея состояла в том, что только король Хусейн может и готов заключить с нами мир, и что в качестве подарка он готов уступить нам Восточный Иерусалим и часть Западного берега. За этим превратным представлением крылось извечное нежелание сионистов признать существование палестинского народа и стремление любой ценой не допустить создания палестинского государства.

Другой вариант этой идеи выражен лозунгом: «Иордания – это Палестина». Как объяснял мне Ариэль Шарон за девять месяцев до Первой ливанской войны: «Мы должны вышвырнуть палестинцев из Ливана в Сирию. Сирийцы вытолкают их на юг, в Иорданию, а там они свергнут короля и превратят Иорданию в Палестину. Палестинская проблема, таким образом, исчезнет, а остающийся конфликт перетечет в категорию обычных разногласий между двумя суверенными государствами, Израилем и Палестиной».

– Что же станет с Западным берегом? – спросил я.

– Мы придем с Иорданией к компромиссу, – ответил он. – Возможно, там будет совместное управление, а, возможно, какое-то разделение функций.

Эта идея время от времени всплывает на поверхность. Совсем недавно гиперактивные и умственно ущербные отморозки в Кнессете подали еще один из своих законопроектов. Он называется: «Иордания – Национальное Государство Палестинского Народа».

Не говоря о самой курьезности факта, что одна страна принимает закон, определяющий характер другой страны, это создает затруднительную политическую ситуацию. Но законопроект не отмели с порога, а передали на рассмотрение подкомитета, где будет вестись его зарытое (таков уж порядок) обсуждение.

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО, король Абдулла II обеспокоен, и на это у него есть серьезные основания.

Бушует весна арабской демократии, которая может ворваться и в его автократическое королевство. Восстала соседняя Сирия, и поток беженцев может хлынуть на юг. Растет влияние шиитского Ирана, что для утвердившегося в суннизме королевства малоприятно.

Но всё это мелочи по сравнению с растущей угрозой со стороны праворадикального Израиля.

Ближайшая грядущая опасность, по его мнению, состоит во всё возрастающем угнетении и колонизации Западного берега Израилем. Может насупить момент, когда массы палестинских беженцев вынуждены будут ринуться через реку Иордан в его королевство, нарушив шаткое демографическое равновесие между местными жителями и палестинцами.

Именно этот страх во время второй интифады заставил его отца, короля Хусейна, прервать все связи с Западным берегом, который был аннексирован его дедом после войны 1948 года. (Само словосочетание «Западный берег» – иорданское. Этот термин был принят, чтобы отличать его от Восточного берега, первоначальной трансиорданской территории королевства).

Если «Иордания – это Палестина», то ничто не удерживает Израиль от аннексии Западного берега, экспроприации палестинских земель, расширения существующих и строительства новых поселений, и от того, чтобы «убедить» палестинцев найти себе лучшую жизнь к востоку от этой реки.

Имея именно это в виду, король выразил на днях своё беспокойство в прошумевшем на весь мир интервью. В нем, с очевидной целью предупредить израильские замыслы, он высказал мысль о возможности создания федерации Иордании с Государством Палестина на (всё еще оккупированном) Западном берегу. Возможно, ему хотелось бы также убедить палестинцев, что такой шаг поможет им покончить с оккупацией, ускорит принятие в ООН и предотвратит вето США. (Не думаю, что это предложение найдет в Палестине много сторонников).

ИНИЦИАТОРЫ законопроекта в Кнессете не скрывают, что их главная цель – «Хасбара» («разъяснения» – ивритский эвфемизм для пропаганды). Они думают, что их идея положит конец изоляции и делегитимации Израиля. Мир согласится с тем, что государство Палестина уже существует за Иорданом, и никакой нужды во втором таком государстве нет.

Если Его Величество предполагает, что дело приобретает куда более зловещий оборот, чем одни лишь пропагандистские выкрутасы, он совершенно прав. Очевидно, он имеет в виду более глубокие и отдаленные последствия.

Это возвращает нас к основной дилемме израильских правых, которая представляется почти неразрешимой.

Израильские правые, по сути, так и не отказались от идеи Великого Израиля (который на иврите зовется «Всей Землей Израильской»). Это означает полное отвержение принципа двух государств в любой форме и создание еврейского государства от Средиземного моря до реки Иордан.

В таком государстве проживало бы, на сегодняшний день, примерно шесть миллионов израильских евреев и 5,5 миллиона палестинских арабов (2,5 миллиона на Западном берегу, 1,5 миллиона в полосе Газа и 1,5 миллиона собственно в Израиле). Некоторые демографы считают, что это число даже выше.

По всем демографическим прогнозам, палестинцы вскоре составят на этой территории большинство. Что же потом?

Склонные к идеалистическим представлениям верят (или обманывают себя), что, оказавшись перед лицом серьезного международного неодобрения, Израиль вынужден будет предоставить свое гражданство всем жителям, превратив эту страну в двунациональную, многонациональную или вовсе безнациональную. Даже безо всяких опросов можно утверждать, что 99,999% израильтян-евреев будут всеми силами этому противиться, потому что такое развитие явилось бы полным отрицанием всего, за что выступает сионизм.

Другая возможность состоит в том, что страна станет государством апартеида, и не частично, не только на практике, а полностью и официально. Большинству израильтян-евреев это совсем не по душе, и тоже стало бы отрицанием всех сионистских ценностей.

Значит, у этой дилеммы нет решения? Или оно всё же есть?

КОРОЛЬ считает, что такое решение есть. Мечта о Великом Израиле фактически его подразумевает

Состоит оно в повторении в несравненно больших масштабах Накбы 1948 года, которую в Израиле иносказательно называют «трансфером».

В некий момент, при благоприятных международных условиях – гигантская международная катастрофа, которая отвлечет внимание к другой части мира – например, большая война или что-то в этом роде, правительство изгонит нееврейское население. Куда? Ответ подсказывает география: в Иорданию. Или, точнее, в будущее государство Палестина на месте того, что когда-то было Иорданией.

Могу предположить, что почти любой израильтянин, мечтающий о Великом Израиле, приветствовал бы такой поворот, хотя бы подсознательно. Возможно, воспринимая его не как план действий на ближайшее будущее, но, конечно, как единственно возможное решение в отдаленной перспективе.

БОЛЕЕ 80 лет назад Владимир (Зеев) Жаботинский, основатель сионистского ревизионизма и духовный предок Биньямина Нетаньяху, написал стихи, которые стали песней Иргуна (в ранней юности я был членом этой организации).

Красивая песня с красивой мелодией и таким припевом: «У Иордана два берега: один из них наш, и другой тоже».

Жаботинский, был страстным поклонником итальянского «рисорджименто» (возрождения), ультранационалистом и искренним либералом. Вот строки одного из его стихотворений: «Сын Аравии, сын Назарета и мой сын / Найдут здесь счастье и изобилие / Потому что мой флаг – флаг чистоты и чести – / Исцелит оба берега Иордана».

Эмблемой «Иргуна» была карта Трансиордании с лежащей на ней винтовкой. Она же стала эмблемой партии «Херут» (Свобода) Менахема Бегина, родительницы «Ликуда».

Эта партия отрешилась от идеала трех сыновей: чистоты и чести. Лозунг «Иордания – это Палестина» означает также, что она отказалась от претензий на восточный берег Иордана.

А, может, и не отказалась?