Самая важная фраза, написанная в Израиле в эти дни среди круговерти сногсшибательных событий, осталась незамеченной.

События действительно происходили впечатляющие: бросив на произвол судьбы пленного солдата Гилада Шалита, Эхуд Ольмерт совершил на своем посту последнюю мерзость, характерную для всего его премьерства.

Эхуд Барак решил, что Авода должна войти в ультраправое правительство вместе с откровенными фашистами.

А бывшему президенту Израиля официально предъявлено обвинение в изнасиловании.

Кто же среди этого непотребства обратит внимание на единственную фразу, записанную юристами в представленном Верховному Суду документе?

Правовой спор касается одного из самых отвратительных законов, когда-либо принятых в Израиле. В нем сказано, что жена гражданина Израиля не может воссоединиться со своим мужем в Израиле, если она проживает на оккупированных палестинских территориях или во «враждебной» арабской стране.

Арабские граждане Израиля являются членами так называемых «хамул» (кланов), выходящих за пределы страны, а браки обычно заключаются внутри хамул. Это древний обычай, глубоко укорененный в их культуре, в основе которого, вероятно, желание не распылять семейную собственность. По библейскому преданию, Исаак женился на своей двоюродной сестре Ревеке.

«Зеленая линия», произвольно прочерченная в результате военных действий 1948 года, разделила семьи. Одна деревня оказалась в Израиле, а соседняя – за его границей, но члены хамулы проживали в обеих. Палестинская катастрофа, «накба», породила также обширную палестинскую диаспору.

Израильский араб, желающий взять в жены женщину из своей хамулы, чаще всего находит ее на Западном берегу или в одном из лагерей беженцев в Ливане или Сирии. Жена обычно переезжает к мужу и становится членом его семьи. Теоретически муж мог бы переехать к ней, например, в Рамаллу, но уровень жизни там намного ниже, а вся его жизнь – семья, работа и учеба – связаны с Израилем. Ввиду большой разницы в уровне жизни, мужчина с оккупированных территорий, взявший в жены женщину из Израиля, обычно переселяется к ней и получает израильское гражданство, порывая с прежней жизнью.

Трудно сказать, сколько палестинских мужчин и женщин за 41 год оккупации приобрели израильское гражданство таким образом. Один из правительственных отделов говорит о двадцати тысячах, другой – о сотне тысяч. Но каким бы ни было это число, Кнессет утвердил (официально «временный») закон, кладущий конец такому переселению.

Как и всегда в Израиле, под предлогом безопасности. В конце концов, среди натурализованных в Израиле арабов могут оказаться «террористы». Правда, никакие сведения о таких случаях – если они были – не опубликованы, но когда «соображения безопасности» нуждались в каком-то обосновании?

За рассуждениями о безопасности прячется бесенок демографии. Сейчас арабы составляют около 20% граждан Израиля. Если же в страну хлынет поток арабских женихов и невест, их доля может возрасти до – боже упаси – целых 22%. На что тогда станет похоже «еврейское государство»?

Вопрос вынесли на обсуждение Верховного суда. Истцы, евреи и арабы, доказывали, что такая мера противоречит Основному Закону (заменяющему несуществующую конституцию), который гарантирует равенство всех граждан. Своим ответом юристы Министерства юстиции выпустили кота из мешка. Впервые они написали без обиняков:

«Государство Израиль ведет войну с народом Палестины, один народ воюет с другим, одна общность – с другой».

Нужно перечитать эту фразу несколько раз, чтобы понять все ее значение. Ведь это не случайные слова, вылетевшие из уст охотящегося за голосами политика, о которых можно лишь сказать: «в одно ухо влетело – в другое вылетело» – написали их изощренные в формулировках законники, знающие цену каждой букве.

Если мы ведем войну «с палестинским народом», это значит, что каждый палестинец, кем бы он ни был – наш враг. Это относится и к жителям оккупированных территорий, и к разбросанным по всему свету беженцам, и к арабским жителям в самом Израиле. Каменщик в израильской Тайбе, фермер у Наблуса на Западном берегу, полицейский палестинской администрации в Дженине, боевик ХАМАСа в Газе, школьница в лагере беженцев Миа-Миа у ливанского Сидона, натурализованный хозяин магазинчика в Нью-Йорке – все они «общность против общности».

Изобрели этот принцип, конечно, не юристы: уже долгое время он считается чем-то само собой разумеющимся в повседневной жизни, во всех родах войск и в правительственных учреждениях. Армия смотрит сквозь пальцы, когда на Западном берегу появляется очередной форпост на принадлежащей палестинцам земле и посылает солдат защищать захватчиков. Израильские суды обычно выносят за одно и то же преступление более строгие приговоры арабам, чем евреям. Газета «Ха-Арец» сообщила, что военнослужащие одного из армейских подразделений заказали себе тенниски с рисунком беременной арабки в сетке прицела с надписью: «Двоих – одной пулей».

ВЕРОЯТНО, нужно поблагодарить этих анонимных юристов, осмелившихся отразить в правовом документе то, что прежде пытались скрыть тысячами способов.

Простая правда в том, что через 127 лет после первой волны еврейской иммиграции, 112 лет после основания сионистского движения, 61 год после образования государства Израиль и после 41 года оккупации израильско-палестинская война продолжается по всем фронтам с неослабевающим упорством.

Главная цель сионизма была и остается в том, чтобы превратить эту страну – по крайней мере, до реки Иордан – в однородное еврейское государство. В течение всей сионистско-израильской истории от этой идеи не отказывались ни на миг. Каждая клетка израильского организма содержит этот генетический код и действует в соответствии с ним, не дожидаясь указаний.

В моем представлении этот процесс подобен стремлению реки к морю, не признающему никаких законов, кроме закона притяжения. Если позволяет рельеф, она течет прямо, а в противном случае – прорывает себе новое русло, извивается змеей, сворачивает то вправо, то влево, обходя препятствия. Если нужно, может разделиться на несколько рукавов, которые время от времени вновь сливаются. Но она всегда стремится к морю.

Палестинцы, конечно, противятся этому процессу. Они отказываются уступить, строят дамбы, пытаются повернуть поток вспять. Уже более ста лет они отступают, но не сдаются. Их сопротивление продолжается с той же настойчивостью, что и течение реки.

ВСЕ ЭТО на израильской стороне упорно отрицают, прибегают к тысячам уловок, предлогов, самооправдательным лозунгам и ханжеской лжи. Но время от времени неожиданный проблеск света открывает, что происходит на самом деле.

Такое случилось на этой неделе, когда в одном из начальных военных училищ, где воспитывают будущих офицеров, провели встречу с его выпускниками, большинство которых проходит действительную службу или находится в резерве, и попросили их откровенно рассказать о своем опыте. Поскольку многие из них только что вернулись с войны в Газе, а все, что там творилось, «жгло им кости», как говорят на иврите, обнаружились шокирующие подробности. Их подхватили СМИ, и большие отчеты появились в газетах и на телевидении.

Читателям моей колонки они не открыли ничего нового. Я писал об этом и раньше, например, в статье «Черный флаг» (11 января 2009 года). Амира Хасс и Гидеон Леви собрали свидетельские показания жителей Газы с аналогичными фактами. Но разница в том, что сейчас об этом рассказали сами солдаты – те, кто принимал участие в подобных акциях и видел происходящее своими глазами.

Армия была потрясена. Шокирована. Возмущена. Официальный армейский врун с титулом «Представитель вооруженных сил» прежде отрицал подобные сообщения. Сейчас он пообещал, что армия «при необходимости» расследует каждый случай. Юридический советник вооруженных сил поручил следственному отделу военной полиции начать расследование. Тот же юридический советник похвалялся в прошлом тем, что его подчиненные во время всей войны находились на каждом командном посту передовой линии, и отнестись всерьез к его заявлению может лишь полный простак.

Можно не сомневаться, что это расследование не откроет ничего реального. Расследование деятельности организации, производимое ей самой – не более чем фарс, а в данном случае еще и постыдный фарс, потому что солдаты должны будут давать показания на глазах своих командиров в присутствии своих товарищей. На встрече с выпускниками они позволили себе говорить свободно, полагая, что услышат их только присутствующие. Но и в этом случае им нужно было набраться мужества, чтобы произнести эти слова. Каждый из них мог говорить лишь о том, что происходило в непосредственной близости от него, и поэтому гласности были преданы лишь отдельные случаи.

Армия предполагает расследовать только их, но картина гораздо шире. Нам приходилось слышать о многих подобных инцидентах, и такое поведение было очень распространенным. Солдаты выставили женщину с детьми из ее дома в ходе боевых действий, и их тут же расстреляли с близкого расстояния другие солдаты, имевшие приказ открывать огонь по всему, что движется. Старики и дети, пересекавшие открытые участки, становились мишенью хладнокровных снайперов, ясно видевших их в свои телескопические прицелы, но у снайперов был приказ считать «террористом» любую подвижную цель. Дома разрушали безо всякой причины: просто потому, что они там стояли. Обстановку и вещи в квартирах разбивали просто для забавы, «потому что они принадлежали арабам». Солдаты вспаривали мешки с продовольствием, которые органы ООН доставили голодающему населению, потому что «оно предназначались для арабов».

Я знаю, что такие вещи случаются на любой войне. Через год после войны 1948 года я написал книгу «Другая сторона медали» (The Other Side of the Coin). В каждой воюющей армии рядом с нормальными солдатами встречаются психопаты, отморозки и садисты. Но и нормальный солдат может ошалеть в бою, потерять представление о недопустимом и поддаться «духу своей команды», когда в ней возобладал дух убийства и разрушения.

Что-то случилось с нашей армией. Ее командиры то и дело называют ее «самой нравственной армией в мире», но случившееся во время операции в Газе свидетельствует о ее глубокой деградации.

А деградация явилась естественным результатом того определения войны, которое употребили юристы Верховного суда. Этот документ должен вызвать шок и осуждение и прозвучать как сигнал к пробуждению для каждого, кому дорого будущее Израиля.