|
||
"Вопрос скорее не в Свободе Выражения, а в Свободе Финансирования. Должна ли страна платить за постановку о человеке, который похитил и убил солдата?" Так сказала Министр культуры Мири Регев в ходе бурной конфронтации с некоторыми хорошо известными израильскими артистами. И в самом деле, должно ли государство финансировать такую пьесу? Вопрос, похоже, зависит от того, кто похитил, кто убил и какого солдата. 1) Похищение 1947 года https://en.wikipedia.org/wiki/The_Sergeants_affair 11 июля 1947 года два солдата британской армии, Клиффорд Мартин (Clifford Martin) и Мервин Пэйс (Mervyn Paice) отправились в кафе в Нетании, к северу от Тель-Авива. На обратном пути они были захвачены отрядом Национальной военной организации ("Эцель" или "Иргун"), радикального сионистского подполья, в то время вступившего в борьбу с властями Британского мандата. Сержантов усыпили хлороформом и доставили в тайное укрытие на заброшенном заводе по шлифовке алмазов. Когда те очнулись, им сообщили, что они задержаны как заложники за трех евреев, которых военный суд приговорил к смертной казни, и что их судьба зависит от решения их правительства. Похищение вызвало бурю в подмандантной Палестине и в самой Британии. Армия ввела в Нетании комендантский час и две недели вела интенсивные поиски, но укрытия не нашла. Семьи солдат умоляли похитителей сохранить им жизнь, а отец Мервина даже направил письмо командиру "Иргуна" и, как ни удивительно, оно дошло до адресата. Отец писал, что его сын "невиновный молодой человек, попавший в трагическую ситуацию, и что он никогда не был противником сионизма". Бегин ответил по подпольному радио "Голос борющегося Сиона": "К нам обратился британский гражданин с просьбой освободить его сына – шпиона на службе у оккупантов, который был приговорен к смерти подпольным судом. Мы хорошо понимаем чувства отца. Мы сами сыновья отцов и отцы сыновей. Бог свидетель, что не мы стремились к увеличению кровопролития, захлестнувшего нашу страну, разграбляемую тиранами, жаждущими масла и крови. Вы, мистер Пэйс обратились не по адресу. Напишите на Даунинг Стрит и скажите им, чтобы они обратились ко всем отцам в Британии, чьи сыновья набраны в армию для выполнения самой бесчестной задачи в истории мира. Скажите правительству Британии: это вы несете ответственность за жизнь моего сына". После бурных дебатов в британском парламенте, в ходе которых лидер оппозиции Уинстон Черчилль потребовал "Подавить террористов в Палестине железной рукой", Высокий Комиссар по Палестине утвердил смертные приговоры трем членам "Иргуна". На рассвете 29 июля 1947 года их повесили в тюрьме Акко. Тогда начальник штаба "Иргуна" Хаим Ландау приказал офицеру организации Амихаю Паглину в знак возмездия немедленно повесить обоих сержантов. Паглин прибыл в Нетанию в сопровождении еще четырех подпольщиков и сообщил сержантам, что суд Национальной военной организации приговорил их к смертной казни через повешение по обвинению в "незаконном проникновении на нашу родину и участии в британской преступной организации, известной как: "Британская оккупационная армия в "Эрэц Исраэль", которая несет ответственность за: лишение наших граждан права на жизнь, жестокие репрессивные акции, пытки, убийства мужчин, женщин и детей, убийство военнопленных, среди которых были раненые, и изгнание евреев из их страны". Зачитав приговор двум сержантам, Паглин пронаблюдал ход казни, убедился в том, что оба мертвы и организовал перевозку их тел в соседний лес, где британцы нашли их на следующий день. В действительности оба сержанта были сторонниками сионизма и передавали секретную информацию военной организации "Хагана", сопернице "Иргуна". Лишь много позднее, в 1981 году, выяснилось, что Клиффорд Мартин фактически был евреем в соответствии с иудейским религиозным законом, поскольку его мать, Фернанда, была еврейкой из Каира. Мартин, очевидно, не сообщил похитителям об этом факте и не пытался таким путем спасти свою жизнь. Амихай Паглин, наблюдавший за повешением, начальник штаба Хаим Ландау, отдавший этот приказ, и их высший начальник Менахем Бегин не были арестованы Британией и не понесли наказания за эти акты. После повешения сержантов британские солдаты буйствовали в Тель-Авиве, убили пятерых случайных прохожих, а в Британии произошли насильственные нападения на евреев. Но членам "Игруна", непосредственно ответственным за эту казнь, всё сошло с рук. Они гордились своей акцией, положившей конец "висельной политике" британцев и сыгравшей важную роль в том, что британцы окончательно ушли из Палестины. Известно, что Менахем Бегин был позднее избран премьер-министром Израиля, а еще получил Нобелевскую премию мира. "Сразу же после сформирования кабинета я назначил Амихая Паглина моим советником по антитерроризму, чтобы он контролировал борьбу с арабским террором, – вспоминает Бегин. – Это был естественный выбор. Не было человека более квалифицированного. Он был легендарной фигурой и внезапно стал яркой звездой среди мрачных туч войны за независимость, которую евреи вели на земле Израиля. Это он превратил Национальную военную организацию в грозную военную машину, неустанно и безжалостно нанося удары по британцам. Деяния этого замечательного молодого человека, несомненно, военного гения, британцы будут помнить до тех пор, пока земля их носит. К сожалению, он был моим советником по антитерроризму всего несколько месяцев, когда ужасная дорожная авария так рано отобрала его у нас. Но и за эти несколько месяцев он сумел совершить великие дела". В газетном интервью незадолго до своей гибели Паглин упомянул о казни сержантов. "Она беспокоит меня больше, чем двести других операций, которые я провел как глава оперативного отдела Национальной военной организации. Когда подумаешь о двух беспомощных парнях с закрытыми лицами, которых повесят на ваших глазах, понимаешь, что ты перешел черту. Это не война, она оставляет вечное пятно на вашей совести… Но у меня не было выбора. И сегодня я выполнил бы ту же операцию, я повторил бы ее, если бы возникла необходимость". В Тель-Авиве, Петах-Тикве и некоторых других городах Израиля есть улицы, носящие имя Амихая Паглина и начальника штаба "Иргуна" Хаима Ландау, у которого, кстати, сложилась завидная политическая карьера, и он входил в кабинет при нескольких израильских правительствах. Его именем также назван мост в Тель-Авиве на реке Аялон и шоссе номер пять ("Транссамарийское шоссе" или "Дорога Хаима"), ведущее в Ариэль и некоторые поселения Западного берега. На месте, где в Нетании были захвачены два британских сержанта, ветераны "Иргуна" установили мемориальную табличку, прославляющую героизм похитителей. Насколько мне известно, никто пока не написал пьесу о деле этих сержантов. Нет и пьесы о жизни Амихая Паглина, хотя его карьера дает богатый материал для множества различных интерпретаций.
Моше Тамам (Moshe Tamam) родился в 1965 году в Хавацелет Хашарон недалеко от Нетании в еврейской семье из Ливии, переселившейся в Израиль в 1950-х годах. В мае 1983 года Тамам пошел служить в Армию обороны Израиля и был определен в инженерный корпус, окончил курсы по минированию и взрывчатым веществам и стал инструктором по использованию тяжелой техники. 6 августа 1984 года он пошел в увольнение, встретился со своей подругой и проводил ее до ее дома в Тверии, а вечером сел в автобус, чтобы вернуться из Тверии в Тель-Авив. На перекрестке Бейт Лид он сошел с автобуса – и пропал. Как обнаружилось позднее, Моше Тамама захватили боевики Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), который собирался тайно переправить его в Сирию, а затем попытаться обменять его на своих товарищей в израильских тюрьмах. Но попытка перейти сирийскую границу не удалась, и похитители Тамама застрелили его. Его тело нашли у поселения Мево Дотан на Западном берегу с пулевым отверстием в груди. Ему было 19 лет. Семья Томама поставила ему памятник в Хавацелет Хашарон, где он родился и рос. Они также открыли мемориальный сайт, где о нем сказано: "Моше любил море и песчаные скалы на берегу. Он любил растения и животных, птиц, собак, котов и лошадей. Он был красивым юношей, приветливым и трудолюбивым, всегда готовым помочь другим и примирить семейные ссоры. У него был красивый голос, и он любил петь в компании. У него была нежная отзывчивая душа. Его чувство юмора завоевывало сердца детей и взрослых. В трудное время он охотно помогал тем, кто нуждался в его помощи". Как отец Мервина Пэйса писал о своем сыне, Моше Томам тоже был по всем признакам "невиновным молодым человеком, попавшим в трагическую ситуацию". Случайно военное кладбище в Нетании, где похоронен Моше Тамам, находится очень близко от леса, где за тридцать семь лет до этого были повешены два британских солдата. В 1986 году израильские службы безопасности захватили похитителей Тамама, которые оказались арабами, гражданами Израиля из города Бака аль Гарбие. Валид Дака (Walid Daka) признал на допросе, что он входил в отряд, но непосредственного участия в убийстве Моше Тамама не принимал. Военный суд в Лоде отверг эти утверждения и приговорил его к пожизненному заключению. В одном из писем, отправленных из тюрьмы, Дака объяснил мотивы, побудившие его вступить в НФОП: "Я мог бы продолжать свою жизнь как маляр или рабочий на заправке, что и делал до моего ареста. Я мог бы жениться на родственнице и иметь с ней семерых или десятерых детей. Я мог бы купить грузовик. Всё это было реальной возможностью. Но был еще ужас ливанской войны, Сабры и Шатилы, и это потрясло меня. Нужно было избавиться от этого шока, не впасть в ступор от этих ужасов, ставших для меня бесконечным кошмаром. Это означало бы для меня окончательное поражение". В конце 1990-х годов Валид Дака вел долгую борьбу за право жениться на Сане Саламех, молодой женщине из деревни Тира, начавшей посещать его в тюрьме в 1996 году и принявшей решение связать свою жизнь с заключенным, срок освобождения которого (если оно вообще произойдет) оставался неясен. После восьми месяцев переговоров с израильской тюремной службой им удалось провести свадебную церемонию в тюрьме. Но их борьба за возможность оставаться наедине и иметь ребенка оказалась безуспешной. Районный суд в Назарете постановил: "Любой прямой контакт между Дака и его женой создаст опасность для государственной безопасности". Бесполезными оказались и ссылки на прецедент Игаля Амира, убийцы премьер-министра Ицхака Рабина, которому было позволено и пожениться, и зачать двоих детей. (Амиру даже разрешили позвонить своему младшему сыну и прочесть ему по телефону сказку на ночь, как было показано в документальном фильме, тоже ставшем теперь предметом жарких споров…) Так, уже почти двадцать лет супружеская жизнь Валида Дака и его жены состоит из встреч раз в две недели, когда они говорят через железную решетку о "личных делах, жизни в тюрьме и о политике". В прошлом году, после 27 лет заключения, Дака должны были освободить: он был в последней группе заключенных, оказавшихся в тюрьме еще до Ословских соглашений, освободить которых Нетаньяху обещал государственному секретарю Керри. В Бака аль Гарбие семья уже готовилась к встрече с ним, но Нафтали Беннет из "Еврейского дома" пригрозил коалиционным кризисом, и Нетаньяху отменил освобождение заключенных. Израильско-палестинские переговоры рухнули, и Валид Дака остается в тюрьме.
Драматург Башар Муркус (Bashar Murkus) написал пьесу "Параллельное время" (The ParallelTime), рассказывающую о палестинском заключенном по имени Вадиа, попавшим в тюрьму "за нарушения в сфере безопасности", который тайно мастерил "уд" – традиционный арабский струнный инструмент, на котором он надеялся сыграть на свадьбе со своей возлюбленной Фидой. "Оба они неустанно борются с израильскими властями и судами, чтобы получить разрешение на брак", – сказано в кратком представлении пьесы. – "Параллельное время" пытается исследовать, что значит для человека лишение свободы. Пьеса стремится вскрыть человеческую сторону заключенного, заглянуть за шаблон, превращающий его в символ и элемент статистики, затмевая его индивидуальную сущность со своим жизненным путем, мечтами и желаниями". Муркус откровенно заявляет, что на создание пьесы его вдохновила подлинная история Валида Дака и Саны Саломех, и категорически отрицает, что ее можно истолковать как одобрение захвата и убийства Моше Тамама. Более того, на этой неделе Муркус подал судебный иск против Министра культуры Мири Регев, требуя компенсации в размере 300 000 шекелей за то, что она приписала ему такие мотивы. Название пьесы "Параллельное время" взято из одного из писем Валида Дака: "Я пишу тебе из Параллельного Времени. Здесь нет минут и часов, кроме тех моментов, когда наши оба времени встречаются у окошка для свиданий. Один из молодых людей, принимавших участие в интифаде, который посетил нас здесь, рассказал, как много перемен произошло в твоем времени, что на телефонах больше нет дисков с цифрами и даже шины автомобилей стали другими. Но мы застыли в Параллельном Времени, во времени до окончания холодной войны и распада Советского Союза. Несколько месяцев пьеса шла на арабском языке с ивритским переводом в хайфском театре Аль-Мидан, не привлекая большого общественного внимания. Государственный комитет, утвердивший дотацию этому театру, не нашел ничего предосудительного в пьесе о заключенном, мечтающем о своей свадьбе и мастерящем для нее музыкальный инструмент в своей камере. Но ситуация резко изменилась с появлением в прошлом году Шамая Глика (Shamai Glick), 27-летнего иерусалимца, самозваного цензора театральной и культурной жизни Израиля. Энергичный Глик проявил незаурядный талант детектива, выискивая "непатриотичные", по его мнению, пьесы, фильмы, представления и выставки, а также завидную ловкость в воздействии на властные структуры, требуя от них прекратить финансирование таковых. Именно Глик выявил связь между "Параллельным временем" и реальной судьбой заключенного Валида Дака. Он привлек к пьесе внимание нескольких "правых" групп, которые, со своей стороны, вовлекли в кампанию семью Тамама, воспользовавшись большим моральным авторитетом в израильском обществе осиротевших семейств. Буйной демонстрации у театра и нескольких составленных в крепких выражениях и адресованных в Муниципалитет Хайфы писем хватило, чтобы Иона Яхав (Yona Yahav), мэр Хайфы от "Аводы", заморозил финансирование театра Аль-Мидан "до решения специального общественного комитета, учрежденного для рассмотрения этого вопроса". Кстати, сам Глик, поднявший весь этот шум, пьесу не видел: "Я живу в Иерусалиме, времени для поездок в Хайфу у меня нет и, к тому же, с какой стати я стану смотреть такую мерзость?" Начать с того, что Министерство культуры – второй институциональный источник финансирования театра Аль-Мидан – отреагировать на напор Глика и его сторонников не спешило. "Министерство культуры поддерживает более 800 организаций и институтов культуры в соответствии установленными законом критериями. Министерство не принимает участия в выборе программ поддерживаемых им организаций и не имеет права вмешиваться даже в случаях, когда оно не согласно с административными решениями или художественным содержанием. Необходимо подчеркнуть, что Министерство полностью понимает гнев семьи Тамама, но решение может быть принято исключительно руководством театра". Такова была позиция Министерства при прежнем министре, Лимор Ливнат, которая также не была образцом либерализма или терпимости. Ситуация изменилась с появлением в этой должности нового министра, Мири Регев, прежде главного военного цензора, которая откровенно заявила о намерении в своей новой роли ввести цензуру: "Я целиком за культурный и артистический плюрализм, и у артистов нет лучшего партнера, чем я, пока они не касаются оккупации и политики". А если артисты настаивают на том, что оккупация и политика являются предметом их искусства? Министр вступила с ними в прямое и полное противостояние, которое в последние две недели всё более обострялось и достигло пика (на данный момент) на состоявшейся в Тель-Авиве церемонии вручения театральных наград, когда артисты протестовали с заткнутыми ртами, а выступления, включая почти всех лауреатов, содержали саркастические выпады в адрес министра. И никто иной как ветеран сцены Гила Альмагор прервала речь министра гневными выкриками, когда Регев стала оправдывать прекращение финансирования театра Аль-Мидан, а сама министр прерывала выкриками выступление лауреата Лиоры Ривлин, заговорившей о палестинцах, живущих в условиях оккупации и стремящихся к освобождению, и об обязанности артистов Израиля помнить них. Именно тогда министр Регев заявила свое: ""Вопрос скорее не в Свободе Выражения, а в Свободе Финансирования. Должна ли страна платить за постановку о человеке, который похитил и убил солдата?" Хороший вопрос. К счастью, в данный момент ни один театр не собирается ставить пьесу о жизни Амихая Паглина, избавляя министра от мучительной дилеммы. POSTED BY ADAM KELLER אדם קלר http://adam-keller2.blogspot.co.il/2015/06/of-abductors-and-actors-and-censors.html http://adam-keller1.blogspot.co.il/2015/06/blog-post_20.html |