В ПОСЛЕДНИЕ дни я встретился с двумя старыми друзьями: Ясиром Арафатом и Ицхаком Рабиным.

Слово «друзья», возможно, здесь не совсем подходящее. Да, Арафат назвал меня «своим другом» в записанном на пленку поздравлении с моим 70-летием, но Рабин не называл «другом» никого. Это было не в его характере.

Я рад близкому знакомству с обоими - без них моя жизнь была бы намного беднее.

ДУМАЮ, что я никогда не встречал более разных людей, чем эти двое.

Арафат был дружелюбен и очень эмоционален. Его объятия и поцелуи были церемониальными, но отражали его искренние чувства. Я приезжал к нему со многими израильтянами, и через десять минут в его обществе им казалось, что они были знакомы с ним многие годы.

Рабин - полная противоположность этому. Как и я, он избегал физического контакта. Он вел себя холодно и не выказывал своих эмоций. Лишь при очень тесном знакомстве он обнаруживал весьма сильные чувства.

Но у этих очень разных людей была одна общая черта: всю свою жизнь они были борцами. Рабин отказался от академических занятий, чтобы вступить в незаконный во время британского правления «Пальмах» («Ударные войска»). Арафат отказался от карьеры инженера в Кувейте, чтобы основать ООП (Организацию освобождения Палестины). Рабин был на шесть лет старше его.

Оба отдали значительную часть своей взрослой жизни борьбе за свои народы - и друг против друга. Оба вели войны без сантиментов. Рабин однажды отдал своим солдатам приказ: «Ломайте им (палестинцам) руки и ноги!» Арафат отдавал приказы на многие жестокие акции.

После долгой военной жизни оба повернули на путь мира, и это оказалось для них намного опасней. Рабина убил еврейский фанатик. Арафата убили (я в этом убежден) более изощренным способом агенты Ариэля Шарона.

МНЕ посчастливилось услышать от обоих, как они сделали свой судьбоносный поворот к миру.

Объяснение Арафата было проще и звучало примерно так (передаю его своими словами):

Я всегда верил, что арабские армии, в конечном счете, победят Израиль на поле боя, и что палестинцы должны лишь дать толчок. Я был главнокомандующим палестинских сил и понимал, что палестинцам не удастся победить Израиль в одиночку.

Тогда в октябре 1973 года началась война (мы в Израиле называем ее «Войной Судного Дня»). На Израиль напали две самые сильные арабские армии. К огромному удивлению, они в первый день достигли впечатляющих результатов. Египтяне прорвали израильскую линию «Бар-Лев», а сирийцы подошли к Галилейскому морю.

И вдруг, несмотря на первоначальные успехи, арабы потерпели поражение. Когда было навязано перемирие, израильская армия уже вплотную подошла к Дамаску, и был открыт путь на Каир.

Из этого я сделал вывод, что нет никакой возможности победить Израиль на поле боя. Поэтому я решил достичь палестинских целей мирными способами.

Прежде всего, Арафат направил своего эмиссара, Саида Хамами, начать со мной секретные переговоры в Лондоне, что со временем привело к Осло.

ПУТЬ Рабина к миру был более извилист. Он подробно рассказал мне о нем в один субботний полдень в своем доме после рукопожатия в Вашингтоне (куда он меня, в отличие от Бегина, пригласившего меня на обед с Садатом в Египте, не пригласил. Рабин - это Рабин).

Вот история Рабина (моими словами):

После Шестидневной войны я, как почти все тогда, верил в так называемый «Иорданский вариант». Никто не верил, что мы сможем удержать захваченную нами территорию, но мы думали, что король Хусейн заключил бы с нами мир, если бы мы вернули все территории, кроме Восточного Иерусалима. В конце концов, столицей короля был Амман, так зачем ему Иерусалим?

Это было ошибкой. Однажды король заявил, что у него нет никаких связей с Западным берегом. Мы остались без партнера. Кто-то изобрел искусственного партнера в виде «деревенских лиг», но вскоре выяснилось, что это - вздор.

Я взял инициативу в свои руки и пригласил всех местных лидеров на Западном берегу, одного за другим. Все они выразили готовность к заключению с нами мира, но, в конце концов, пришли к выводу, что их адрес - Ясир Арафат.

Затем состоялась Мадридская конференция. Израиль согласился на совместную иордано-палестинскую делегацию, не включавшую Фейсала Хусейни, который был жителем Восточного Иерусалима. Когда обсуждение дошло до палестинского вопроса, иорданские участники встали и заявили: «Извините, но это нас не касается». Израильтяне остались в комнате одни с палестинцами.

Хусейни находился в соседней комнате, и когда возникало затруднение, палестинцы заявляли: «Теперь мы должны посоветоваться с Фейсалом». Вскоре это стало походить на комедию, и Фейсала пригласили в комнату.

В конце каждого дня обсуждений палестинцы заявляли: «Теперь мы должны позвонить в Тунис и получить инструкции от Арафата». Такая ситуация казалась мне нелепой, и когда я вернулся к власти, я решил, что раз уж всё сложилось таким образом, давайте вести переговоры непосредственно с Арафатом. Это стало предпосылкой Осло.

МНЕ ХОТЕЛОСЬ бы, не кривя душой, написать, что это я повлиял на Рабина в ходе наших долгих бесед, в центре которых была единственная тема: мир с палестинцами. Но я в этом не уверен. На Рабина почти невозможно было повлиять. Он анализировал факты и делал выводы. Они оба, Рабин и Арафат, солдат и инженер, мыслили логически. Они анализировали факты и делали выводы.

Мои беседы с Арафатом начались в Бейруте, когда я пробрался в осажденный город. Встреча с ним привлекла внимание во всём мире. Это случилось после моих долгих секретных обсуждений с его эмиссарами, Саидом Хамами и Исамом Сартави (оба они были убиты агентами Абу Нидаля, лидера экстремистской палестинской группы). Я сообщил Рабину об этих обсуждениях, после того как Арафат попросил меня сделать это.

После эвакуации ООП из Бейрута, я много раз встречался с Арафатом в Тунисе и в других местах. Когда, после Осло, Арафат вернулся в Палестину, мы сперва встречались в Газе, а потом - в Мукате (бывшем здании британской полиции в Рамалле). Дважды, когда казалось, что над его жизнью нависла непосредственная опасность, мои друзья и я приезжали туда жить в качестве «живого щита». Шарон позднее признал, что наше присутствие удержало его от убийства Арафата там и тогда.

Мои беседы с Рабиным проходили в его кабинете на Бальфур-стрит, главным образом, по моей инициативе. Между этими встречами мы виделись на разных вечеринках, чаще всего у бара. Поскольку Рабин учился в британской академии для старших офицеров, он пристрастился к виски (и только к виски). Несколько раз мы встречались на квартире моей знакомой, скульптора Иланы Гоор, которая бывала на вечеринках с тайной целью заполучить нас двоих (а иногда и Шарона) на встречу. После полуночи, когда все гости расходились по домам, Рабин - совершенно трезвый после бесчисленных порций виски - читал мне подробные лекции.

Все наши разговоры касались палестинской проблемы (кроме одного, когда он устроил мне разнос за публикацию убийственных разоблачений членов его партии в моем журнале).

НЕСКОЛЬКО дней назад я посетил гробницу Арафата в Рамалле. Никто меня там не остановил и, к моему удивлению, никто не задержал на обратном пути. Не то чтобы меня повсюду узнавали и приветствовали - просто на блокпостах не было людей.

Последний раз до этого я посетил это место на его похоронах. Теперь гробница - со вкусом построенное небольшое здание с двумя церемониальными часовыми. За ней находятся кабинет Арафата и помещения, в которых он принимал приезжавшие со мной израильские делегации, а еще - его небольшие спартанские спальни. Я отдал свои почести.

Моя встреча с Рабиным состоялась несколькими днями позднее на ежегодном массовом митинге в годовщину его убийства на площади, теперь носящей его имя.

Это было очень странное мероприятие. В этом году оно было организовано не «Аводой»: ее новый лидер предпочитает держаться подальше от всяких миротворческих затей. Организовали это мероприятие две ранее не знакомые мне группы: бывших армейских офицеров, и другая, не понятно из кого.

Организаторами был установлен невиданный порядок: никаких призывов к мирному урегулированию, и чтобы речь шла только о военной и партийной карьере Рабина. В лагере борцов за мир состоялась бурная дискуссия: стоит ли туда идти?

Я энергично настаивал на том, что быть там нужно. Как мне представляется, лозунги инициаторов не имели значения - важно лишь число тех, кто придет отдать долг памяти этому человеку и его наследию. Рабин и мирное урегулирование с палестинцами связаны неразрывно.

Собралось около ста тысяч человек. Они выкрикивали призывы к миру, совершенно игнорируя указания организаторов. Выступление лидера поселенцев с Западного берега было встречено оглушительным свистом. Должен признаться, к моему стыду, что я свистел вместе со всеми.

И, к моему удивлению, оказался неплохим свистуном.