ПИШУ ЭТО (да простит меня Бог) в Йом-Кипур.

Ровно 43 года назад, в эту самую минуту, взревели сирены.

Мы сидели в салоне, выходившем на главные улицы Тель-Авива. Город был совершенно тих: ни машин, ни движения. Ребятишки гоняли на велосипедах, что разрешено в Йом-Кипур, самый священный день для иудеев. Всё, как сегодня.

Моя жена Рахель, я и наш гость, профессор Ханс Крайтлер, углубились в беседу. Профессор, известный психолог, жил по соседству и пришел пешком.

Вдруг тишину пронзила сирена. На миг мы подумали, что тревога ошибочная, но тут взвыла еще одна сирена, еще и еще. Мы подошли к окну и увидели, какая поднялась суматоха. По пустой лишь несколько минут назад улице неслись военные и гражданские машины.

И тогда радио, которое отключают в Йом-Кипур, вдруг заговорило. Началась война.

НЕСКОЛЬКО дней назад меня спросили, готов ли я выступить на телевидении и рассказать о роли Генри Киссинджера в той войне. Я согласился, но в последний момент передачу отменили, потому что станция решила отдать время евреям, молящим Бога о прощении у Западной Стены (или Стены Плача). Бог в эпоху Нетаньяху, конечно, имеет приоритет.

Поэтому вместо беседы на ТВ я запишу свои мысли здесь.

Генри Киссинджер всегда был мне любопытен. Однажды моя знакомая Йаэль, дочь Моше Даяна пригласила меня – конечно, в отсутствие великого человека, который был моим врагом – познакомиться с его большим собранием нечитанных книг и выбрать себе одну из них в подарок. Я выбрал книгу Киссинджера и остался от нее под большим впечатлением.

Как Шимон Перес и я, Киссинджер родился в 1923 году. Он на несколько месяцев старше обоих из нас. Его семья покинула нацистскую Германию на пять лет позднее и направилась в Соединенные Штаты через Англию. Нам обоим пришлось очень рано начать трудовую жизнь, но он продолжил учебу и стал профессором, а я, несчастный, не окончил даже начальной школы.

Меня поразила мудрость его книг. Он подходил к истории без сантиментов и уделил особое внимание Венскому конгрессу, созванному после падения Наполеона, на котором группа разумных государственных деятелей заложила основы стабильной абсолютистской Европы. Киссинджер подчеркивал важность их решения пригласить представителя побежденной Франции (Талейрана). Они понимали, что Франция должна стать частью новой системы.

К сожалению, Киссинджер во власти пренебрег мудростью Киссинджера профессора. Он оставил палестинцев за дверью.

ВОПРОС, по которому я должен был выступить на ТВ, интриговал и беспокоил израильских историков с того рокового Йом-Кипура: знал ли Киссинджер о предстоящем египетско-сирийском нападении? Умышленно ли он не предупредил Израиль из-за собственных недостойных планов?

После войны страну напрочь расколол один вопрос: почему наше правительство, во главе которого была Голда Меир, а министром обороны – Моше Даян, пренебрегло всеми признаками грядущего нападения? Почему не были во время мобилизованы резервы? Почему на опорные пункты вдоль Суэцкого канала не были направлены танки?

Когда Египет совершил нападение, линию обороны прикрывали лишь рассредоточенные второстепенные подразделения. Большинство солдат отпустили домой на главные религиозные праздники. Линия была легко прорвана.

Израильской разведке, разумеется, было известно о массивном перемещении египетских подразделений в направлении Суэцкого канала. Но они были проигнорированы, как малозначительные маневры, имеющие целью припугнуть Израиль.

Чтобы понять это, достаточно вспомнить, что после невероятной победы израильской армии лишь шесть лет назад, разгромившей за шесть дней все соседние армии, она испытывала к египетским вооруженным силам бездонное презрение. Сама мысль о том, что египтяне осмелятся провести столь дерзостную операцию, казалась нелепой.

Добавьте к этому всеобщее презрение к Анвару Садату, несколькими годами ранее унаследовавшему власть от легендарного Гамаль Абдель Насера. В группе "Свободных офицеров", которая под началом Насера провела в 1952 году бескровную революцию в Египте, Садата считали самым недалеким и поэтому по согласованию назначили его заместителем Насера.

В Египте, стране несметного числа анекдотов, появился анекдот и об этом. У Садата на лбу было подозрительное пятно. Говорят, что, когда на Совете Свободных офицеров обсуждался какой-то вопрос, каждый хотел высказать свою точку зрения, Садат вставал последним и начинал говорить. Тогда Насер легонько тыкал его пальцем в лоб, приговаривая: "А ты, Анвар, садись".

В течение шести лет между войнами Садат несколько раз информировал Голду, что он готов к мирным переговорам при условии ухода Израиля с оккупированного Синайского полуострова. Голда высокомерно отказывала. (Фактически, сам Насер, до того как он умер, решился на такой шаг. Я сыграл небольшую роль в передаче информации нашему правительству).

Вернемся в 1973 год: почти в последний момент Израиль был предупрежден занимавшим прекрасную позицию шпионом, которым был не кто иной, как зять Насера. Сообщение содержало точную дату предстоящего нападения, но неверный час: вместо полудня в нем говорилось о раннем вечере. Эти несколько часов оказались роковыми. В Израиле до сих пор спорят, был ли этот человек двойным агентом или сообщил неправильный час умышленно. Его самого уже не спросишь: он погиб при таинственных обстоятельствах.

Когда Голда проинформировала Киссинджера о грозящем египетском шаге, он предостерег ее от нанесения предупреждающего удара, из-за которого Израиль может оказаться в невыгодном положении. Голда доверилась Киссинджеру и последовала его совету, вопреки позиции начальника Генерального штаба, Давида Элазара, прозванного Дадо.

Киссинджер также отложил на два часа сообщение новости своему боссу, Президенту Никсону.

КАКУЮ ЖЕ игру вел Киссинджер?

Для него главная цель Америки состояла в изгнании Советов из арабского мира, чтобы США оставались единственной силой в этом регионе.

В его мире "реальной политики" только это было единственной существенной целью и все, включая злосчастных израильтян – лишь пешками на его громадной шахматной доске.

Большая, но контролируемая война, была для него практическим способом сделать всех в этом регионе зависимыми от США.

После первоначального успеха египетских и сирийских сил, Израиль пришел в панику. Даян, который в этом кризисе обнаружил себя простофилей, каковым и был на самом деле, оплакивал "разрушение Третьего Храма" (добавив наше государство к двум еврейским храмам древности, которые были разрушены ассирийцами и римлянами соответственно). Военное командование под началом Дадо проводило с восхитительной точностью хладнокровные и четко спланированные контрудары.

Но боеприпасы быстро иссякали, и Голда в отчаянии обратилась к Киссинджеру. Он привел в действие "воздушный мост", поставляя Израилю ровно столько, сколько ему было необходимо для защиты. И не больше.

У Советского Союза не было сил для вмешательства, и Киссинджер стал королем положения.

C УДИВИТЕЛЬНОЙ стойкостью (и с поставленным Киссинджером оружием) израильская армия изменила обстановку в свою пользу, отбросила сирийцев далеко за их исходные позиции и подошла Дамаску. На южном фронте израильские подразделения форсировали Суэцкий канал и были готовы начать наступление на Каир.

Картина получилась запутанная: египетская армия, почти окруженная, но сохранившая способность к обороне, всё еще находилась на восточном берегу Суэцкого канала, тогда как израильская армия была у нее в тылу, к западу от канала, тоже в опасном положении под угрозой оказаться отрезанной от страны. В целом, классический случай "перевернутого фронта".

Если бы военные действия продолжались своим порядком, израильская армия дошла бы до ворот Дамаска и Каира, а египетская и сирийская армия молили бы о перемирии на израильских условиях.

И тут явился Киссинджер.

ИЗРАИЛЬСКОЕ наступление было остановлено его приказом в 101 километре от Каира. Там поставили шатер, в котором начались переговоры о постоянном прекращении огня.

Египет представлял старший офицер, Абдель Рани Гамаси, вскоре завоевавший симпатии израильских журналистов. Израильским представителем был Арон Ярив, ранее начальник военной разведки, член кабинета и командующий резервами.

Ярив вскоре был отозван на свое место в кабинете и заменен очень популярным армейским генералом, Исраэлем Талем, по прозвищу Талик. Талик был моим приятелем.

Он был предан делу мира, и я часто убеждал его уйти из армии и возглавить израильский лагерь мира. Талик отказался, потому что был одержим страстью создать собственный израильский танк "Меркава", обеспечивающий максимальную безопасность экипажу.

Сразу же после боев я часто обедал с Таликом в хорошо известном ресторане. Прохожие могли с удивлением созерцать эту пару – знаменитого генерала и ненавистного всему истеблишменту журналиста – ведущих беседу.

Талик сообщил мне – по секрету, конечно – о событии: однажды Гамаси отвел его сторону и рассказал, что получил новые инструкции: он должен вести переговоры не о перемирии, а об израильско-египетском мире.

Чрезвычайно взволнованный, Талик полетел в Тель-Авив и рассказал об этом Голде Меир. Она велела Талику уклоняться от любых разговоров о мире. Заметив его крайнее недоумение, она объяснила, что обещала Киссинджеру вести переговоры о мире только под эгидой американцев.

Так и случилось: было подписано соглашение о перемирии, а в Женеве созвана мирная конференция, официально под совместной эгидой США И СССР.

Я отправился в Женеву посмотреть, как это получится. Киссинджер диктовал условия, но его партнер, Андрей Громыко, оказался твердым орешком. После нескольких выступлений конференция была отложена, не достигнув никакого результата. (Лично для меня эта поездка оказалась важной, потому что я встретился там с британским журналистом Эдвардом Мортимером, который организовал для меня встречу с Саидом Хамами, представителем Организации освобождения Палестины в Лондоне. Но это другая история.)

Война Судного дня поглотила тысячи жизней – израильтян, египтян и сирийцев. Киссинджер достиг своей цели. Советы уступили арабский мир Соединенным Штатам.

Пока не пришел Владимир Путин.