В ХОДЕ своего кратковременного визита в Израиль папа Франциск возложил венок на могилу Теодора Герцля.

Это был необычный жест. Главы зарубежных государств обязаны посетить Яд Вашем, что и сделал папа, но не могилу Герцля. Это не то же самое, что Могила Неизвестного Солдата в Париже.

Почему же именно могилу Герцля? Этот жест, очевидно, должен был подчеркнуть сионистский характер государства.

Герцль был основателем современного политического сионизма. Его официально называют «Провидцем Государства». Единственный портрет, украшающий зал пленарных заседаний Кнессета – его портрет. Если бы у нас были святые, он стал бы «Св. Теодором».

ВОЗМОЖНО, Франциск не придавал этому жесту большого значения. Жаль, если это так. Аргентинскому папе было бы весьма интересно познакомиться с колоритным венским журналистом и драматургом.

Потому что, если бы Герцлю удалось настоять на своем, президент Перес и премьер-министр Нетаньяху приветствовали бы его на испанском языке, и почести его могиле отдали бы в еврейском государстве, расположенном где-то южнее Буэнос-Айреса.

Если Франциск никогда не слышал о такой возможности, он в этом не одинок. Большинство израильтян тоже никогда об этом не слыхало. Такое в израильских школах не преподают, а, напротив, стыдливо скрывают.

Израильтяне слышали об «Уганде». Незадолго до окончания земного пути Герцля, правительство Британии предложило ему осуществить свои идеи в британской Восточной Африке и создать там еврейское государство «Уганда» (фактически, это было кенийское плато с мягким климатом).

К тому времени Герцль отчаялся получить Палестину от турецкого султана. Кенийский проект, который мог быть осуществлен незамедлительно, привлек его и его главного сторонника, Макса Нордау, советовавшего ухватиться за такую возможность хотя бы временно как за «ночное убежище».

Но возмутились русские сионисты, составлявшие костяк движения: «Палестина или ничего!» Почитатели Герцля взяли над ним верх, и вскоре, как говорили, он скончался от разрыва сердца.

ЭТОТ СЛУЧАЙ хорошо известен и подробно описан. Высказывают мысль, что если бы в 1930-е годы созданное в Африке еврейское государство входило в Британское Содружество Народов, многих европейских евреев удалось бы спасти от нацистов.

Но аргентинская глава стерта из памяти: она никак не вписывается в образ Провидца, чей портрет украшает стену Кнессета.

ДОЛГИЙ путь Герцля к сионизму начался, когда рожденный в Венгрии венский студент впервые столкнулся с антисемитизмом. Его логический ум не находил ответа. Будучи драматургом, он вообразил такую сцену: все австрийские евреи, кроме него, маршируют к Собору, чтобы разом перейти в католичество. Папа пришел бы в восторг.

Вскоре, однако, Герцль понял, что не только евреи не жаждут крещения (Генрих Гейне однажды пошутил, что «евреи боятся воды»), но и гои-националисты отнюдь не стремятся принять их в свои ряды. Да и как они могли бы это сделать? Ведь евреи рассеяны по многим странам, и как, не кривя душой, они могли бы войти в любое национальное движение?

И тут Герцля осенило видение: если евреи не могут включиться в национальные движения, возникавшие повсюду в Европе, то почему бы им не воссоздать свою древнюю нацию?

Герцлю эта идея представлялась трезвой и рациональной. Ни при чем тут ни Бог, ни Священное Писание, ни прочий вздор. Палестина вовсе не приходила ему на ум, и ничуть не интересовали его религиозные фантазии христианских сионистов, вроде Альфреда Бальфура, в Англии и в США.

План Герцля был тщательно проработан, вплоть до мельчайших деталей, приняв форму брошюры «Der Judenstaat», ставшей Библией Сионизма еще до того, как он стал задумываться, где эту идею можно осуществить.

ТРУД Герцля начинался как речь, обращенная к «семейному совету» Ротшильдов, самым богатым евреям на земле. Герцль ожидал, что они дадут деньги на его проект.

Сам текст обрел бессмертие в его прекрасно написанном многотомном «Дневнике». На странице 149 первого тома оригинального немецкого издания находим после объяснения его плана такое замечание: «Я могу рассказать вам всё о ‘Земле Обетованной’, кроме того, где она находится». Этот вопрос будет оставлен конференции выдающихся еврейских географов, которые решат, где будет основано еврейское государство, после рассмотрения геологических, климатических, «короче говоря, естественных обстоятельств с учетом последних исследований». Это решение должно быть «чисто научным».

Когда брошюра вышла под названием «Der Judenstaat», вопрос о месте был почти проигнорирован – ему уделено меньше страницы под красноречивым заголовком: «Палестина или Аргентина?»

ГЕРЦЛЬ определено отдавал предпочтение Аргентине. Причины этого сегодня также забыты.

Предшествовавшее Герцлю поколение представляло себе Аргентину как северную часть теперешней страны вокруг Буэнос-Айреса. Весь огромный юг, названный Патагонией, был почти незаселен.

В то время Аргентина вела кампанию завоеваний, которые сегодня сочли бы «геноцидом». Туземное доколумбово население, включая племя двухметровых «гигантов», было истреблено или вытеснено. Называли эти акции почти по сионистки: «кампанией в пустыне».

Такие сопряженные с геноцидом кампании были тогда обычным явлением. Одну из них вели США против «краснокожих индейцев». Немцы совершили геноцид в современной Намибии, и виновников массовых убийств чествовали в Германии как национальных героев. Подобные операции проводил и бельгийский король в Конго.

Мысленному взору Герцля явилась новая никем или почти никем на занятая страна, лишь ждавшая дня, когда она станет государством евреев. Он полагал, что правительство Аргентины уступит ее за деньги. Остающихся там аборигенов можно будет изгнать или склонить к переселению, но «лишь после того, как они истребят всех диких зверей».

(Антиизраильские пропагандисты выделяют эту фразу как относящуюся к палестинцам, что совершенно неверно. Герцль не мог написать ничего подобного о Палестине, пока там правил мусульманский калиф).

Патагония очень живописная и разнообразная страна – с атлантическим и тихоокеанским побережьем и сказочно прекрасными вершинами Анд, увенчанными льдами. Здесь обычно прохладно, даже холодно. На ее южном конце расположен самый южный город мира.

Рациональные планы Герцля вскоре завязли в иррациональном характере движения: смеси религиозных фантазий и восточноевропейского романтизма. План переселения евреев в безопасное окружение обрел мессианское звучание. Такое случалось с евреями и раньше и всегда заканчивалось катастрофой.

К ПАЛЕСТИНЕ Герцль питал отвращение, а более всего – к Иерусалиму.

Как ни удивительно для пророка сионизма, он долго отказывался посетить Палестину. Изъездив всю Европу от Лондона до Санкт-Петербурга и от Стамбула до Рима, чтобы встретиться с сильными мира сего, он и шагу не сделал по Яффо, пока его фактически не принудил к этому кайзер Германии.

Вильгельм II, романтик с причудами, настоял на том, что готов встретиться с лидером евреев, но лишь в шатре у ворот Иерусалима. Был ноябрь, самый мягкий месяц в этой стране, но Герцль страшно страдал от жары, тем более что он отказывался снять свой плотный европейский костюм.

Кайзер, махровый антисемит, вежливо выслушал Герцля и произнес в заключение: «Хорошая идея, но осуществить ее с евреями невозможно».

Герцль покинул этот Иерусалим и страну как можно скорее. Священный Город, за который его последователи готовы сегодня пролить реки крови, показался ему уродливым и грязным. Он бежал в Яффо и там, среди ночи, поднялся на первое попавшееся судно, которое шло в Александрию. Он утверждает, что до него доходили слухи о заговоре его убить.

ВСЁ ЭТО могло бы стать пищей для раздумий папы, если бы он сосредоточился на прошлом. Но Франциск живет в настоящем и протянул свои руки живым, в первую очередь, к палестинцам.

Вместо того чтобы войти на Святую Землю через Израиль, как делают все другие, он воспользовался вертолетом короля Абдаллы II и полетел из Аммана прямо в Вифлеем. В этом был определенный знак признания палестинской государственности. На обратном пути из Вифлеема к вертолету он неожиданно попросил сделать остановку, подошел к оккупационному забору и возложил руки на его грубый бетон, как его предшественники возлагали на Стену Плача. Его молитву мог услышать только Господь.

Оттуда он полетел в Бен-Гурион, как если бы прибыл из Рима. Он прошел по красному ковру между Пересом и Нетаньяху (поскольку ни один из них не хотел уступить эту честь другому).

Не знаю, какую тему папа избрал для беседы с этим неглубоким дуэтом, но с удовольствием послушал бы разговор между двумя просвещенными аргентинцами: Франциском и Герцлем.