Я ПИШУ эти строки, поглядывая в окно на синие воды Средиземного моря и возвращаясь мыслью к молодому человеку, находящемуся в заточении невдалеке от моря в нескольких десятках километров отсюда.

Видит ли Гилад Шалит это море в свое окно? И есть ли у него окно? Как он себя чувствует? Как с ним обращаются?

Он в плену уже четыре года и один день, и конца его плену не видно.

Гилад Шалит стал живым символом израильской реальности – неспособности наших лидеров принимать решения, их нравственной и политической трусости, неумения проанализировать ситуацию и сделать из нее выводы.

ЕСЛИ БЫ существовала возможность освободить Шалита проведя силовую операцию, израильское правительство охотно ухватилось бы за нее.

Это очевидно, потому что израильское общество всегда отдает предпочтение силовым решениям перед такими, которые могли бы быть истолкованы как слабость. Спасение заложников в Энтеббе в 1976 году считается один из самых выдающихся подвигов в истории Израиля, хотя успех тут был лишь на волосок от провала. На кон поставили 105 жизней заложников и солдат. Эта операция завершилась успехом.

В других случаях риск успеха не принес. Так было в Мюнхене в 1972 году, когда на кону были жизни спортсменов, и в Маалоте в 1974, когда рисковали жизнью школьников. Неудачей закончилась и попытка освободить взятого в плен в 1974 году солдата Нахшона Вахсмана: на карту поставили его жизнь и проиграли.

Если бы был хоть какой-то шанс освободить Шалита силой, они рискнули бы его жизнью и, вероятно, потерпели неудачу. К счастью для него такого шанса нет. Во всяком случае, пока что.

Этот факт достоин внимания: ведь спецслужбы имеют в полосе Газа сотни осведомителей, не говоря о наблюдении самыми совершенными техническими средствами. И всё же, как представляется, никакой надежной информации о местонахождении Шалита получить они не смогли.

Как же ХАМАСу удалось сохранить это в тайне? В числе прочего, благодаря запрету на любые контакты с пленником – никаких встреч с представителями Красного Креста или официальными лицами из-за рубежа. За всё время – два коротких видео и практически никаких писем. Давлению ХАМАС не поддается и отвергает все запросы такого рода.

Эту проблему, вероятно, можно было бы решить, если бы наше правительство готово было дать гарантии, что при согласии ХАМАСа на посещение Шалита представителями Красного Креста никакие попытки его силового освобождения предприниматься не будут. Чтобы такому обязательству можно было доверять, оно должно быть подтверждено третьей стороной, например, США.

При отсутствии такой договоренности, все лицемерные заклинания зарубежных государственных деятелей о необходимости «позволить Красному Кресту встретиться с солдатом» – пустые слова.

СТОЛЬ ЖЕ лицемерны и требования некоторых зарубежных деятелей «освободить похищенного солдата».

Такие требования – елей для израильского уха, но в них совершенно проигнорирован тот факт, что речь идет об обмене пленными.

Гилад Шалит жив, и судьба этого молодого человека вызывает бурю эмоций. Но точно так же обстоит дело и с палестинскими пленниками. Они тоже живы, и их участь также вызывает сильные эмоции. Среди них есть молодые люди, чьи жизни бессмысленно проходят за стенами тюрьмы. И политические лидеры, наказанные только за то, что принадлежат к той ли иной организации. Есть среди них и люди, как говорят в Израиле, «с кровью на руках», но которых палестинцы считают национальными героями, пожертвовавшими своей свободой ради освобождения народа.

Цена, которую требует ХАМАС, может показаться чрезмерной: тысячу за одного. Но Израиль в прошлом уже платил такую цену за других пленных, и это стало обычной нормой. ХАМАС не может согласиться на меньшее, не потеряв лица.

У тысяч палестинских заключенных есть семьи – отцы, матери, мужья, жены и дети, братья и сестры. Как и у Гилада Шалита. И они тоже настаивают, требуют, оказывают давление. ХАМАС не может пренебречь ими.

ВСЕ ЭТО ДЕЛО – шокирующее свидетельство неспособности наших правительств, и нынешнего и предшествующего, принимать решения и просто логически мыслить.

ХАМАС назвал свою цену четыре года назад в соответствии с имевшими место прецедентами, и с тех пор его требования не менялись.

Необходимость принять решение возникла с первой минуты.

Разумеется, заключение такой сделки усилило бы ХАМАС. Оно усилило бы его легитимацию как важного палестинского субъекта. Сделку рассматривали бы как подтверждение того, что: «Израиль понимает лишь язык силы».

Поэтому всё сводится к простому вопросу: «Да» или «Нет»?

«Да» – означает удар по Махмуду Аббасу, чья примиренческая позиция не привела к освобождению ни одного сколь-нибудь значительного палестинского заключенного. (США накладывали свое вето на все такие соглашения, потому что они усилили бы ХАМАС, который США определили как "террористическую организацию", и ослабили Аббаса, которого США считают "своим человеком").

«Нет» – означает пожизненное заточение для Шалита при постоянной угрозе для его жизни.

Четыре года наши руководители не могут принять этого решения как неспособны они принимать решения и по любым другим важным вопросам, касающимся нашего будущего. (Например: «Два государства или государство апартеида»? «Мир или поселения»? «Заключение мирного соглашения с Аббасом или переговоры с ХАМАСом»?)

Чтобы уклониться от решения, прибегают к разным трюкам. Говорят, например, что цель блокады Газы состояла в том, чтобы освободить Шалита.

Утверждение изначально лживое: блокада была установлена, чтобы вынудить жителей Газы свергнуть режим ХАМАСа, одержавшего победу на палестинских выборах, а Шалитом воспользовались лишь как предлогом.

Сейчас блокада частично снята, и это огромный успех флотилии помощи, о котором ее организаторы не могли и мечтать. Безмозглое решение атаковать турецкое судно породило такое международное давление, при котором этот шаг стал неизбежным.

В числе прочих отговорок, правительство заявило, что «блокада в любом случае не способствовала освобождению Шалита».

Родители Шалита выступили с шумным протестом. Они убеждены, что между блокадой и судьбой их сына связь есть. Но очевидно, что решив уступить международному давлению и частично снять блокаду, Биньямин Нетаньяху и Эхуд Барак и в мыслях не имели Шалита.

Я хочу подчеркнуть слово «частично». Конечно, это большая победа тех из нас, кто с самого начала утверждал, что блокада безнравственна, незаконна и неразумна, и разрешение ввозить в полосу всё, кроме оружия – большой сдвиг.

Но главная проблема Газы – вызванная безработицей нищета. Почти все предприятия там закрылись. Из-за блокады они не только не могли получить сырья, но, что не менее важно, не могли экспортировать свою продукцию на Западный берег, в Израиль и в остальной мир. Ситуация, похоже, не изменилась. Даже если оставшиеся предприятия получат сейчас сырье, они не смогут экспортировать свою продукцию: ткани, фрукты, цветы и прочее. Израильские поставщики будут зарабатывать миллионы на продаже своих товаров в полосу Газа, но ее жители не смогут продавать свои продукты в Израиль.

Но всё это к судьбе Шалита не относится.

На семью Шалита обрушилось большое горе. Их можно понять, но сочувствие не исключает возражений.

Они не правы, протестуя против снятия блокады. Они не правы, требуя, чтобы, чтобы родственникам заключенных в Израиле были запрещены свидания с ними в тюрьме. (Следует помнить, что проживающие в Газе семьи вообще лишены возможности посещать Израиль).

Нельзя требовать и того, и другого. Требуя освободить тысячи палестинских заключенных, отец Шалита, не может одновременно с этим настаивать на ужесточении режима для заключенных от ХАМАСа. Он не может требовать гуманного обращения со своим сыном и в то же время оправдывать бесчеловечное обращение с жителями Газы. Эти двойные стандарты оставляют общество в недоумении и подрывают кампанию за освобождение Гилада.

Обращение к Биньямину Нетаньяху должно быть простым, ясным и прямым: необходимо немедленно приять решение об обмене заключенными. Гилад вернется домой, а израильтяне с радостью встретят его. Палестинские заключенные тоже вернутся домой при всеобщем ликовании.

НЕСПОСОБНОСТЬ Нетаньяху принимать решения и осуществлять их подтверждает в полной мере его некомпетентность как руководителя страны.

Перед нами не лидер, а специалист по маркетингу (которым и является по своей основной профессией), человек, просыпающийся и засыпающий под результаты опросов общественного мнения. Опросчики говорят ему, что решение освободить Гилада Шалита окажется популярным, а решение освободить заключенных – нет. И он всю ночь ворочается, мучимый раздумьями. Что будет лучше? Сколько голосов он приобретет и сколько потеряет?

И это пугает. Если он не способен принять однозначное решение о судьбе Шалита, как может он принимать решения, касающиеся всех нас, последствия которых отразятся на многих поколениях?